Я протянул деду его же рукавицу, и он поднял ее над головой. Торжественно покрутил, в самом деле как фокусник перед номером, и подбросил вверх. Ветер дернул варежку вперед, и та приземлилась в сугроб в паре метров от нас. Я молча следил за представлением.
— Вот! Два метра! — сказал дед. — Что это значит? Скорость ветра — приблизительно — метров пятнадцать в секунду! Будем считать, без порывов. Вот. Будет метр — тогда семь метров в секунду. А еще нам для фокуса север нужен, знаешь где?
Я замотал головой.
— Позади тебя, — сказал он. — Там еще Полярная звезда. Сейчас ее из-за метели не видно… Знаешь про такую? — Я опять помотал головой. — Она всегда смотрит на север. Получается, у нас с тобой, Сережка, северо-западный ветер пятнадцать метров в секунду. По-хорошему нам бы несколько таких измерений сделать… Ты что-нибудь понял?
Но я совсем запутался. Где же фокус? Где обещанное волшебство?
— Тут, понимаешь, какое дело, Сереж, — дед опустился на колено. — Эти ветряки клинит каждую зиму, а никто их чинить не хочет. Ну, кроме тебя, конечно!
Дед рассмеялся, встал с колена и попросил принести варежку; я поплелся.
— Вот мы и договорились мерить погоду варежкой, — продолжал дед. — Такие фокусы! Этим, в центре, им, понимаешь, главное, чтобы значения по области одинаковые были! Вот. А если показания у кого-то выбиваются — так они и мертвого поднимут! А этот Петька…
— Дед! — крикнул я. — Варежка!
— Что варежка?
— Варежки!
В сугробе с дедовской варежкой лежало что-то еще. А что, черт возьми, в тот вечер еще могло лежать в сугробе?! Конечно же, варежки, но уже мои. Полные снега, задубевшие, с трудом различимые, и одна, слава богу, с ключом!
А дед словно и не удивился моей находке, словно все это было частью его метеорологического фокуса. Он подошел, вытряхнул из варежек снег, выудил ключ.
— Это мы и к сроку с тобой успеем, получается! — сказал дед.
— Дед! — опять вскрикнул я. — Петька просил отзвониться! Когда ветряк починится…
— Ну тогда пойдем, — ответил дед. — Пойдем позвоним ему и скажем, что с ветряком полный порядок. Верно, напарник?!
Он улыбнулся и протянул мне варежки.
— Полный! — крикнул я и подкинул их до небес.
Светлана Пригорницкая
Мисс Марковна
Солнце медленно пряталось за крышами домов. Белые лепестки яблонь уже почти осыпались, зато в щелковских садах буйно зацвела сирень. Двор жилого дома постепенно оживал. На вечернюю прогулку вышли молодые мамочки с детьми. Хотя на площадке было несколько каруселей и песочница, все малыши дружно полезли на горку. Опережая друг друга, они кубарем скатывались вниз, хохотали и, перелезая друг через друга, снова неслись к лестнице. Рядом с площадкой несколько мальчишек постарше играли в футбол.
Кутаясь в серую оренбургскую шаль, Марковна сидела на скамейке у подъезда, внимательно читая газету. Время от времени она поглядывала на часы, затем переводила взгляд на открытую дверь подъезда, словно ожидая кого-то. Темно-зеленая кофточка с широким бантом на горловине (привет из восьмидесятых) топорщилась на животе и опускалась складкой на тяжелую твидовую юбку. Из подъезда, по-утиному переваливаясь с ноги на ногу, вышла баба Валя. Вообще-то Валентина была на три года моложе Марковны, но так уж повелось, что Марковну уважительно называли Мисс Марковна, а соседку бабой Валей. Тяжело опустившись на прогретые за день перекладины, баба Валя развязала яркий платок на голове, поправила волосы и снова завязала потуже узел на затылке.
— Неужто не понравилась вчерашняя серия? Хотя тебе ж только детективы подавай. Не зря тебя Мисс Марпловной сначала называли. Потом уж на Мисс Марковну перешли. Я, кстати, специально про эту Мисс Марпл в интернете кино нашла. Ничего особенного. Про любовь фильмы душевнее. А тебе неинтересно?
Марковна отрицательно покачала головой.
— Зря, — мечтательно вздохнула соседка. — В сегодняшней серии такая любовь душещипательная была. Я даже всплакнула. Ну разве сравнишь с твоими газетами? И не жалко тебе зрение на них переводить? Хотя тебе на глаза грех жаловаться.
Засунув руку в карман, она долго шарила и наконец вытащила катушку ниток с иголкой.
— Втяни, а то сегодня все утро глаза ломала.
Отложив газету, Марковна отмотала длинную нитку и, прищурившись, легко вдела ее в ушко иглы. Не отрывая нитку, соседка засунула иголку в катушку, повернув так, чтобы кончик плотно прилегал к деревянному кружку, и спрятала снова в карман.
— Лучше б ты по планшету читала. Удобнее ведь.
— Не могу я по планшету читать, Валя, — улыбнулась Марковна. — Мне надо чувствовать то, что читаю. Слышать, как страницы шелестят. Ощущать запах.
— Какой запах, Марковна? — хохотнула соседка. — Ты что же, думаешь, что газеты, как при Иване Федорове, на печатных станках делают? В голове у тебя запах. Чего хоть пишут?
— Да как всегда. Война в Сирии. На Украине никак не успокоятся.
— Это плохо, — вынесла вердикт баба Валя.
— У депутата машину угнали, — продолжила, переворачивая страницы, Марковна.
— Это хорошо, — довольно кивнула соседка.
— Чего ж хорошего?
— А чтобы знал, мародер, как народ обворовывать.