— Что же он у тебя украл? Живешь, вон и телевизор на полстены, и планшет, и телефон в руке не помещается.
— А тебе б все чужое считать. Что там еще пишут?
— Из частной коллекции украли двенадцать бриллиантов. Раритеты. Из диадемы княгини Юсуповой. Когда-то их выкрали и вывезли из России, а сейчас они в частной коллекции какого-то Нэ.
— Это тоже хорошо, — снова констатировала баба Валя. Увидев осуждающий взгляд Марковны, соседка нахохлилась: — Конечно, хорошо. Каким это местом частный коллекционер такие бриллианты заработал? Вот мы с тобой всю жизнь вкалывали, а бриллиантами что-то не сверкаем.
Поджав губы, баба Валя показательно отвернулась. В образовавшемся молчании крики местных футболистов казались особенно пронзительными. Вертясь, словно черно-белая юла, к ногам Марковны подкатился мяч. Приподняв стопу, она ловко затормозила мяч и, подтолкнув, послала точно в ноги подбежавшему пареньку. Между играющими бегал плюгавенький мужичок. Пьяно подпрыгивая, он пытался перехватить мяч, обидно комментировал игру и шепеляво свистел, глубоко засовывая в рот пальцы. Мальчишки раздраженно шипели, матерились, но прогнать «игрока» не решались.
— Нет, не будет из Стасика человека, — вздохнула баба Валя. — Природа не позволит. Тянет его Олеська, тянет, а зря. Еще деда его помню. Знатный алкаш был. Вовка эстафету от бати принял. Сколько с ним Анжелка мучилась, сколько кодировала-подшивала, бесполезно. Вот теперь Стасик семейное дело продолжает. На что Олеська надеется?
Мужичонка промахнулся по мячу, шлепнулся и под хохот и улюлюканье ребят потрусил к подъезду.
— Драсси, Мисс Марковна! Драсси, Бабваля! — поприветствовал он, дурашливо поднимая несуществующую шляпу.
Демонстративно поджав губы, женщины презрительно кивнули. Остановившись у почтовых ящиков, Стасик долго шарил рукой внутри ящика, затем осторожно закрыл дверку.
— Чего еще пишут? — забыв о соседе, спросила баба Валя.
— Трамп на Байдена снова бочку катит…
— Ой, а тут поподробнее, — заулыбалась баба Валя, — Трампушу я люблю. Че не скажет, все в хохот. В глубине подъезда хлопнула дверь. По лестнице зацокали каблуки и, распространяя аромат дорогих духов, во двор вышла молодая невысокая девушка. — К маме бежишь, Олесенька? — улыбнулась Марковна.
— А благоверного своего не боишься одного оставлять? — неприятно скривив губы, процедила баба Валя.
— Не боюсь, — отвела глаза Олеся. — Он на сегодня норму выполнил. Дома нет ни капли. Денег у него нет. Да и заначки тоже нет.
— А ты в почтовом ящике проверь, — прошептала Марковна, опуская взгляд.
Девушка нервно развернулась и бросилась в подъезд. Открыв почтовый ящик, достала плоскую бутылку. Прижавшись лбом к железной дверке, она несколько секунд постояла, затем вернула бутылку на место и закрыла ящик. Не прощаясь, Олеся прошла мимо соседок.
— Чего ж она бутылку-то не забрала? — растерянно развела руками баба Валя.
— Правильно сделала, — махнула рукой Марковна. — Чем быстрее поймет, что его не исправить, тем раньше начнет новую жизнь.
Время приближалось к ужину. Из открытых окон, покачиваясь, плыли запахи жареных сосисок, яичницы с беконом. Смешиваясь с ароматами цветущей сирени и вонью автомобильных выхлопов, они сплетали ту непередаваемую ауру, которая отличала спокойную уравновешенную жизнь маленького городка от сверканий мегаполиса.
— Ты нового Дашкиного хахаля видела? — вспомнив новую тему, встрепенулась баба Валя.
— А чего «хахаля»? — удивленно подняла глаза Марковна. — Сама не видела, но слышала, что он на несколько дней у Дашки комнату снял. Вроде студент из Ташкента. Мусульманин шибко верующий. Со своими четками не расстается. Говорят, что в общежитии нашей академии ремонт делают, а у него аллергия на краску.
— Ага, так я и поверила, — хохотнула баба Валя. — От мусульманина у него только борода да четки.
В этот момент одна из футбольных команд забила гол и мальчишки подняли такой ор, что малыши на площадке заревели. К общему галдежу подключились крики мамочек. Баба Валя раздраженно плюнула и испуганно дернулась. Из-за криков и поднявшейся суеты женщины не заметили, как из подъезда вышла соседка с третьего этажа. Марковна с бабой Валей мгновенно подвинулись, освобождая место. Васильевна грузно опустилась на скамейку. Скосив глаза на соседок, она тяжело вздохнула и прижала руку к сердцу. Глядя, как мелко подрагивают уголки губ, утонувшие в глубоких морщинах, Валентина незаметно перекрестилась.
— Опять стучал? — испуганно прошептала она.
— Ага, — кивнула Васильевна. — Почти месяц не стучал, а вчера опять.
— Оксана в командировку уехала? — задумчиво спросила Марковна.
— Откуда знаешь? — удивленно прошептала соседка.
— Он стучит, когда ты дома одна.
— Точно, — выдохнула Васильевна. — Я вчера даже в окно выглянула. Думала, может, увижу кого. Но кого можно увидеть-то? Третий этаж. Темнота. Двенадцать ночи. И только: тук-тук, тук-тук. Оксана через два дня вернется. Не говорю ей ничего, чтобы не расстраивать. А самой, чем ближе вечер, тем страшнее. Боюсь даже домой идти.