И стали они пить сладкий чай. Кухня незаметно опустела, а за окном сгущалась ночь, и ветер вовсю дребезжал стеклами. На столе горела лампа под рыжим абажуром – она обрисовывала последний круг света и тепла во всей Ойкумене. Вот перегорит однажды лампочка – тогда-то и Вселенной конец.
– А хочешь, – шаман сощурился поверх щербатой кружки, – я тебе погадаю?
– Давай! – обрадовалась девочка.
Шаман притушил Беломор и отложил на блюдечко с карамельками – до востребования. Улыбнулся девочке, показал пеньки зубов, древние, как сам Уральский хребет:
– Ну, протягивай руки, смотреть будем.
Девочка закатала на всякий случай рукава повыше да протянула ладошки. Хорошие ладошки, гладкие, как морская галька. А запястья тонкие, почти прозрачные. На левом – шрам-полумесяц: то ли соседская такса покусала в детстве, то ли след от сведенной татуировки. На правом – фенька, подарок суженого, что сгинул лет десять тому назад. Сбежал за танцовщицей, статной и нервной, как породистая лошадь. Одна вот фенька только и осталась.
– Та-а-ак, – протянул шаман, – интересная у тебя судьба, красавица. Прошла ты огонь, воду и кризис самоопределения. Не сломали тебя ни предательство людское, ни семь кругов ада биполярного расстройства. А ведет тебя цель великая, за которую ты жизнь положить готова.
Закивала девочка: все так, все верно.
– Нечасто я таких нынче встречаю, нечасто, – шаман вздохнул. – Все тебе по плечу, со всем ты справишься.
Девочка сидит, ни жива ни мертва от волнения. Шаман ей в глаза заглянул – всю душу насквозь просветил глазами золотыми. Кивнул мрачно:
– Ну, вот что. Загадывай желание. Что ни попросишь – все твоим будет.
Помялась девочка, улыбнулась застенчиво.
– Хочу жизнь свою прожить не зря. Мир изменить и край земли повидать. Мне бы голосом поколения стать и жечь глаголом сердца людей. Хочу много есть и не толстеть. А главное – суженого вернуть, чтобы в ноги пал, молил о прощении и руки целовал.
Вздохнул шаман, ничего не сказал.
– А еще, – расхрабрилась девочка, – щенка хаски хочу, голубоглазого… Если можно.
– Можно-то все можно… – шаман задумался, щетину недельную на подбородке поскреб.
Девочка затаилась, продолжения ждет. Тихо на кухне, только потрескивает лампочка на столе да часы в прихожей тикают. Шаман как будто заснул: глаза свои звериные присмирил, головой покачивает из стороны в сторону.
А потом вдруг как гаркнет:
– А платить чем будешь?!
Встрепенулась девочка, почуяла, что судьба ее решается.
– Всем заплачу! – отрубила и тут же поправилась: – Кроме здоровья мамы.
Подумала и чувствует – мало этого. Прибавила торопливо:
– Пусть я умру непризнанным гением в нищете. Пусть любимый мой подлецом окажется и мне изменяет. Пусть даже край земли будет совсем плоским. Лишь бы все остальное сбылось! Пожалуйста…
И тут же прогремел гром за окном, даром что ноябрь. И в трубах за стеной зажурчало – знать, соседи воду на толчке спустили.
Разозлился шаман, потемнел лицом:
– Дура ты, дура!
Да делать нечего: плюнул на ладонь, стукнул кулаком по столу и протянул руку девочке – пожалуйте, закрепим договор.
Девочка с содроганием сердца пожала руку шаману, и стало ей зябко и жутко. Вспомнила, что про душу бессмертную ни словом не обмолвилась, когда цену выговаривала. Но сделанного уже не воротишь.
– Ну, я пойду?
– Иди, – кивнул старик и снова раскурил Беломор.
Она уже в дверях была, когда шаман окликнул:
– Эй! А платить-то вперед надо было.
Девочка так и обмерла, за сердце схватилась:
– Как это – вперед? Прямо сейчас? Да чем хоть?! А шаман на нее снова смотрит, как на дуру. Молчит, скорбно головой качает. Девочка уже к худшему приготовилась, затрепетала, как лань на расстреле.
Вздохнул шаман.
– Ты, – говорит, – фильм «Pay it forward» не смотрела? Захлопала глазами девочка.
– Надо было говорить, что добром заплатишь, добром… Причем вперед, другим людям, – шаман глубоко затянулся и выпустил клуб сизого дыма. – Поняла теперь? Кивнула девочка, носом хлюпнула.
И тихонько вышла наружу, во внешнюю тьму и скрежет зубовный зимней среднерусской ночи.
Давно это было. Сошли с тех пор ледники и поднялись горы, исчезли на картах белые пятна и зародились новые государства. Стала девочка голосом своего поколения или нет, вернула ли суженого – про то уже все за давностью лет забыли. А шаман тот все сидит на кухне, у батареи греется. Пьет сладкий чай, Беломор покуривает. Ждет, кому еще погадать можно.
Вы, если его когда-нибудь встретите, всегда платите вперед.
И можете не благодарить.
Андрей Гуртовенко
Море
Отдельное спасибо стрелявшим в меня полицейским. Если бы не они, я бы так и витал в облаках. Так бы и воображал про себя бог знает что. И пусть у меня теперь два пулевых ранения в груди. Зато никаких иллюзий.
Когда это началось? Впрочем, к чему хитрить, – я прекрасно знаю, когда это началось. Когда я скопил немного денег, уволился с работы и засел за роман. Вот тогда все и началось. В тот самый момент.