Удивительные приключения рыбы-лоцмана

Идея скорой и неизбежной смерти семьи в ее нынешнем виде впервые замаячила на интеллектуальном горизонте в двадцатые годы двадцатого века, а к шестидесятым достигла статуса common knowledge – общего места, настолько очевидного, что вроде бы даже не требующего дополнительного обоснования. Становление института гомосексуального брака, феномен одиночного родительства, дети из пробирки, легализация так называемых открытых отношений и прочие вещи, раньше не то что невозможные – попросту немыслимые, сегодня воспринимаются как вариант нормы, а заодно – как первые (или, напротив, последние?) аккорды реквиема по традиционному укладу в этой сфере.

Именно эта странная промежуточная ситуация, когда большая часть населения планеты пока еще продолжает жить в рамках классических семейных моделей, но при этом смертный приговор им как бы уже подписан и не подлежит обжалованию, парадоксальным образом стимулирует интерес к теме семьи и рода. Именно этим объясняется, в частности, появление в последние годы в литературе такого количества самых удивительных разновидностей семейных саг – от пародийного «Какое надувательство!» Джонатана Коу до философско-космологических эпосов Владимира Шарова, от наивного «Тот, кто знает» Александры Марининой до ложноклассических «Поправок» Джонатана Франзена, от трагического «Среднего пола» Джеффри Евгенидиса до ернических и ниспровергательных «Плоти и крови» Майкла Каннингема. Все эти (и многие, многие другие) книги, написанные в жанре семейной хроники, в действительности пытаются наполнить новым вином старые мехи, очертить границы непознанной территории и деконструировать или реабилитировать старые ценности.

В этом контексте роман Сергея Кузнецова «Хоровод воды» – это значительный шаг одновременно и вперед, и назад. Глубоко традиционный по смыслу и в то же время совершенно новаторский по форме, он и к проблеме семьи подходит точно так же: традиционно и вместе с тем по-новому.

В центре романа, как водится, семья. Другое дело, что семьей эту совокупность людей можно назвать с очень большой долей условности: некоторые ее члены едва ли подозревают о своем родстве, другие, очевидно, этим родством пренебрегают, а прорастающие в прошлое ветки (или скорее корни) и вовсе существуют параллельно, нигде не пересекаясь между собой.

В наши дни в сегодняшней суматошной Москве существуют несколько двоюродных, единокровных и единоутробных братьев и сестер, их семьи, друзья и близкие – мужчины и женщины в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Никита Мельников – мелкий бизнесмен, он зарабатывает на жизнь производством аквариумов. У Никиты есть жена Маша – бесплодная, а оттого несчастная, депрессивная и уходящая от своей беды в странные видения: Маша умеет слышать голоса из прошлого, в ней живут люди, оставшиеся бездетными в прошлом, умершие, не оставив наследников, и оттого воплотившиеся в ней, Маше. А еще у Никиты есть любовница – юная, полная жизни Даша, тянущая Никиту не то в небо, не то в омут, и сводный брат – внебрачный сын его отца, спившийся художник Саша Мореухов – в прошлом звезда своего поколения, а нынче профессиональный разрушитель собственной личности и жизни. У Саши и Никиты есть двоюродная сестра Аня (или Эльвира, как назвала ее бабушка, татарка-снайперша, героиня войны) – продавщица в торговом центре и бывшая пловчиха, убежденная одиночка, с недоверием относящаяся к мужчинам и привыкшая всю жизнь строить с расчетом только на собственные силы. А у Ани есть трехлетний сын Гоша, больше всего на свете любящий оружие и войну, и двоюродная сестра по матери – странная девушка Римма, живущая в выдуманном двумерном мире аниме, не приемлющая собственное тело и не способная причислить себя ни к племени женщин, ни к роду мужчин… Все они живут порознь, не строя отношений друг с другом, но при этом каждую минуту ощущая незримую связь с остальными. От каждого из этих людей тянутся горизонтальные нити – к друзьям, подругам, коллегам, любовникам, и нити вертикальные – в глубь времени, в прошлое.

Там, в прошлом, на одну ветку ниже, располагаются их родители – физики-лирики, геологи-романтики, поэты-шестидесятники, служащие-смиренники. А еще глубже – раскулаченные крестьяне, перековавшиеся в большевиков аристократы, разочарованные мистики… Ниточки уходят еще дальше, а узелки на них оборачиваются то пугающей фольклорной сказкой, то аллюзией на киплинговского «Кима», то парафразом «Великолепной семерки» в декорациях гражданской войны, то мистикой, то научной фантастикой… Повествование, как эстафетная палочка, переходит от одного героя к другому, голоса рассказчиков смешиваются, перетекают друг в друга, то сливаются в хор, то разделяются на отдельные рукава-русла.

Нанизанные на метафору воды – то темной, страшной, населенной всякой нечистью (как в алкогольных видениях Саши), то бытовой и рабочей (как в аквариумах Никиты), то загадочной и эротичной (как влага, проступающая на Дашином теле в момент оргазма), – эпизоды романа плавно, как в водовороте, кружат вокруг одной-единственной идеи.