Удивительные приключения рыбы-лоцмана

В центре романа – судьба художника Джеда Мартена, или, вернее, его творческая биография. Внимательно, с поистине искусствоведческой дотошностью Уэльбек прослеживает артистическую эволюцию героя от фотографирования металлических предметов и географических карт (собственно, отсюда картографический образ в заглавии) через станковую масляную живопись к полубезумным видео-инсталляциям на тему противостояния природы и цивилизации. И это, собственно, всё: ни удушливого порнографизма прежних уэльбековских книг, ни сложных метафор, ни зловещих пророчеств. В какой-то момент Уэльбек развлечет читателя детективом, но и тот на поверку окажется обманкой – изящной виньеткой, не более. В середине романа на авансцене ненадолго появятся сам лично Мишель Уэльбек (Джед Мартен закажет ему статью для своего каталога, а после напишет портрет писателя) и его друг – писатель Фредерик Бегбедер, оба – до невозможности смешные, трогательные и правдоподобные. И хотя все персонажи в финале умрут (некоторые – довольно ужасным и драматическим образом, другие – вполне мирно, от старости, в окружении родных и близких), это обстоятельство никого не сможет всерьез огорчить.

Конечно, «Карта и территория» – очень уэльбековский роман, со всеми его непременными чертами и особенностями. Есть в нем и аутичный, отстраненный герой, и прекрасная благородная женщина, готовая дать возлюбленному больше, чем тот способен принять и оценить (к слову сказать, на сей раз – русская), и предсказание скорого конца европейской цивилизации, и даже немного кровищи с расчлененкой. Однако всё это залито не пурпурно-кровавыми отблесками последнего мирового пожара, а мягким предзакатным золотом. Да, герой аутичен – но он художник, и в этом смысл его жизни. Да, женщина одинока – но по-своему счастлива. Да, сегодняшняя Европа обречена, но на ее месте еще может прорасти что-то новое – живое и настоящее. А расчлененка… Ну, да – расчлененка, но не пугающая, а скорее декоративная, муляжная.

Щемящее умиление плавным и закономерным упадком заменяет на сей раз Уэльбеку его привычные эсхатологические кликушества, а сочувствие и ирония приходят на смену отторжению и желчной злобе. И да – возможно, именно с этой книгой – первой у Уэльбека – читателю правда захочется устроиться поудобнее в кресле и, отрешившись от забот… Ну, вы знаете – не мне вам рассказывать. А там ведь и до любви недалеко.

Покорность

[99]

Народная молва (удивительный случай – фактически еще до выхода романа в России вокруг него успела сложиться целая мифология) рисует «Покорность» Мишеля Уэльбека эдаким ярким антиисламским памфлетом – не то продвинутым вариантом «Мечети Парижской Богоматери» Елены Чудиновой, не то художественным аналогом «Ярости и гордости» Орианы Фаллачи. И то, и другое категорически неверно: с «Мечетью» «Покорность» роднит, пожалуй, только место действия, а с «Яростью и гордостью» и того меньше – разве что известная бессюжетность (Уэльбек никогда не тяготел к крутому романному экшну, но в этот раз он и вовсе склоняется к жанру трактата). Поэтому надеяться, что «сейчас он им ка-а-к врежет», определенно не стоит – сведение счетов с исламом не входило в планы Уэльбека.

Вообще закрепившаяся за писателем репутация яростного исламофоба не вполне справедлива. Ислам ему и в самом деле не нравится, но, как говорится, ничего личного – мусульмане неприятны ему в том же примерно смысле, что и жучки-древоточцы или, например, затяжные ливни: никто же не будет всерьез ненавидеть паразитов или дождь. Гораздо большие претензии у писателя вызывает европейская цивилизация, в ее нынешнем виде точнее всего описываемая строчкой известной песни группы «Аукцыон»: «Не за что биться, нечем делиться». Вот об этом-то печальном увядании, о старческом равнодушии к себе и собственным ценностям и идет речь в «Покорности».