Граф был удивлен отсутствием ответа на направленное в Эстувьер письмо Валанкуру, однако радовало то обстоятельство, что его предусмотрительность избавила Эмили от тревоги, которую испытывал он сам. В то же время, наблюдая, как мадемуазель Сен-Обер грустит, граф с трудом сдерживался, чтобы не рассказать ей правду и тем самым избавить от лишних переживаний. Предстоящая свадьба дочери также требовала внимания: обитатели замка готовились к торжественной церемонии, а прибытие месье де Сен-Фуа ожидалось со дня на день. Эмили старалась участвовать в веселой суматохе, хотя душу ее тяготили недавние открытия и тревога за судьбу Валанкура, вызванная рассказом Терезы. Поведение шевалье свидетельствовало о глубоком отчаянии. Представляя, что любимый может натворить в подобном состоянии, Эмили холодела от страха. Волнение за его безопасность становилось невыносимым. Порой ей не удавалось сохранить даже видимость спокойствия: тогда Эмили внезапно покидала общество и искала утешения в долгих прогулках по лесу, вдоль берега моря. Доносившийся снизу рев волн и шелест ветра в кронах деревьев приносили временное облегчение. Эмили часто сидела на камне или на разрушенных ступенях старинной сторожевой башни и наблюдала за менявшими цвет облаками и надвигавшимся на море сумраком. Она любила повторять начертанные Валанкуром над дверью строки, хотя потом и приходилось отвлекаться от навеянных ими воспоминаний и стараться думать о чем-то обыденном.
Однажды вечером, взяв лютню, Эмили пришла на любимое место и поднялась на вершину башни, где сохранилась маленькая комната, из которой открывался обширный вид на море и окружающие земли. Солнце уже опускалось за отделяющую Лангедок от Руссильона гряду Пиренеев. Сев у зарешеченного окна, подобно вершинам деревьев и гребням волн озаренного последними закатными лучами, она тронула струны и запела простую и нежную арию, которую в счастливые дни Валанкур слушал с особым восторгом:
Мягкое спокойствие морского пейзажа, где вечерний бриз едва волновал воду и раздувал покорный парус, лишь изредка тревожа зеркальную поверхность, гармонировало с нежной мелодией лютни и баюкало сознание. Эмили продолжала петь старинные печальные баллады до тех пор, пока рожденные ими воспоминания не ранили сердце, а лютню не оросили горячие слезы.