Удушье

Школьники, которых приводят сюда на экскурсии вместо уроков, обожают ходить в курятник и смотреть, как несутся куры. Но нормальные куры — это не так интересно, как, скажем, курица с одним глазом, или без шеи, или с недоразвитыми парализованными лапами, так что детишек прикалывает трясти яйца. Они берут их, трясут и подкладывают обратно наседкам.

Ну и что, что цыпленок родится уродом или умственно неполноценным? Образование превыше всего.

Если цыпленку везет, он рождается мертвым.

Любопытство или жестокость? Я даже не сомневаюсь, что мы с доктором Маршалл могли бы спорить на эту тему часами.

Я поддеваю лопатой коровью лепешку, следя за тем, чтобы она не развалилась. Засохшая плюшка, она не воняет; но внутри она влажная, и если ее сломать, то вонять будет — будь здоров. В подобной работе есть одна положительная сторона. Когда руки вечно в коровьем дерьме, как-то само собой избавляешься от привычки грызть ногти.

Денни читает:

— «Отдадим в хорошие руки: самец двадцати трех лет, почти избавившийся от вредных привычек, доход ограничен, профессиональные навыки и умения — почти никаких, приучен к туалету». — Дальше идет телефонный номер. Номер Денни.

— Это мои предки, дружище. Это их телефон, — говорит Денни. — Типа они намекают.

Вчера вечером он нашел эту газету у себя на кровати.

Он говорит:

— Вроде как это я.

Я говорю, что я понял. И загребаю деревянной лопатой очередную коровью лепешку. Осторожно опускаю ее в плетеную корзину. Чтобы она не сломалась.

Денни спрашивает, можно ли ему будет пожить у меня.

— Я бы не стал так напрашиваться, — говорит Денни. — Но это уже крайняк.

Я не спрашиваю почему: потому что ему не хочется меня стеснять или потому что он еще не совсем идиот, чтобы радоваться перспективе жить со мной в одном доме.

Дыхание Денни отдает кукурузными чипсами. Еще одно грубое нарушение исторической достоверности персонажа. Молочница Урсула выходит во двор, совершенно удолбанная, и смотрит на нас остекленевшим взглядом.

— Если бы у тебя была девушка, которая тебе нравится, — говорю я Денни, — и она бы захотела от тебя забеременеть, что бы ты сделал?

Урсула приподнимает юбку и идет через двор, шлепая по плюхам навоза своими деревянными башмаками. Пинает слепого цыпленка, который попался ей под ноги. Кто-то из туристов успел заснять этот момент. Какая-то женатая пара с маленьким ребенком подкатывает к Урсуле с просьбой взять малыша на руки, чтобы сделать снимок, но тут же поспешно отходит — должно быть, они увидели ее глаза.

— Не знаю, — говорит Денни. — Ребенок — это совсем не то, что завести собаку. То есть ребенок, он долго живет, понимаешь?

— А если она не собирается оставлять ребенка? — говорю я.

Денни рассеянно озирается по сторонам и говорит:

— Я не понимаю. Что значит — не собирается оставлять? Хочет продать его, что ли?

— Принести в жертву, — говорю я.

И Денни говорит:

— Дружище.

И я говорю:

— Предположим. Только предположим, что она собирается выскрести мозг у нерожденного эмбриона, собрать его в такую большую иглу и ввести его в мозг человека с умственными нарушениями и таким образом его вылечить.

У Денни слегка отвисает челюсть.

— Слушай, друг, ты не меня, часом, имеешь в виду?

Я имею в виду свою маму.

Это называется трансплантат нервной ткани. Некоторые называют его привоем. И это единственный действенный способ восстановить мамин мозг на данной стадии поражения. Способ, не особенно распространенный в медицине, по причине достаточно ясной — проблематично достать ключевой компонент.

— Вот так вот просто смолоть на фарш живого ребенка?! — говорит Денни.

Я говорю:

— Зародыш, а не ребенка.

Эмбриональная ткань, сказала Пейдж Маршалл. Доктор Маршалл с ее белой кожей и чувственным ртом.

Урсула подходит к нам и указывает на газету в руках у Денни. Она говорит:

— Если там не стоит 1734 год, то ты попал. Нарушение исторической достоверности.

Волосы на голове у Денни уже потихонечку отрастают, только некоторые волоски вросли в кожу и чернеют теперь под красными или белыми папулами.

Урсула проходит дальше, но оборачивается, не пройдя и двух шагов.

— Виктор, — говорит она, — если я тебе вдруг понадоблюсь, то я масло взбиваю.

Я говорю, чуть попозже. И она уходит.

Денни говорит:

— Слушай, друг, получается, ты вроде как должен выбрать между своим первенцем и своей мамой?

На самом деле тут даже и заморачиваться не стоит — с точки зрения доктора Маршалл. Типа — все это пустяки, дело житейское. Ежедневная практика. Мы убиваем нерожденных детей, чтобы спасти взрослых. В золотом сиянии часовни, нашептывая мне на ухо, пытаясь меня убедить в своей правоте, она спросила меня, каждый раз, когда мы сжигаем галлон газа или акр дождевого леса, разве мы не убиваем будущее, чтобы спасти настоящее?

Пирамидальная схема социального обеспечения.

Она сказала, прижимаясь ко мне голой грудью, она сказала, что ей вовсе не безразлично, что будет с моей мамой. А от меня почти ничего и не требуется — такая малость.

Я не стал уточнять, что за малость.

И Денни говорит:

— Ну, так давай расскажи мне всю правду о себе.