Угли "Embers" (СИ)

«Сузуран» — лилия долин. Очень красивая. Очень-очень ядовитая. Люди умирали, глотнув воды из вазы, в которой стояли срезанные цветы. (Хотя автор не знает, зачем они так поступали.) И да, корабль Джи был намеренно назван так.

========== Глава 77 ==========

— Давайте, ребята, пошли искать призрака, — бурчал сам себе Сокка. Он поднял фонарь, чтобы осмотреть углы очередного отдающегося эхом пустого зала. Лунный свет подошел бы для поисков в любом другом здании, но в храме воздуха? Полная луна или нет, он не собирался рисковать тем, что тень — это только тень, а не дыра, заканчивающаяся головоломным падением в волны внизу. — Почему меня никто не бьет, когда я предлагаю такие идеи?

Ну, Аанг счел это замечательной идеей. Катара была согласна на всё, что радовало Аанга. А Зуко был полон мрачной уверенности, что нахождение призрака не создаст им бóльших неприятностей, чем не нахождение призрака.

И Сокка был вынужден признать его правоту. Зуко был изгнанником и, строго говоря, предателем. И даже если с официальной точки зрения это место не являлось Народом Огня, оно было расположено достаточно близко, чтобы разницы не было. Любой, увидевший его, имел право казнить его на месте. Поиски спасшего ему жизнь призрака с целью выразить благодарность только увеличивали шансы Зуко.

А значит, единственным здравомыслящим человеком в храме была Тоф, которая осталась с Аппой, чтобы стучать ногой по полу и ждать. Если Ши захочет её найти, то сделает это. Если Ши не захочет, чтобы его находили… Ну, вероятно, к утру они это узнают. И, если повезет, то не болезненным образом.

Вот бы ещё Сокке удалось заставить свое сердце успокоиться и поверить в это.

— Мы можем разделиться, чтобы осмотреть больше помещений, — проворчал Сокка, возвращаясь в коридор, чтобы проверить следующие изгибающиеся комнаты. Соль и плесень ударили ему в нос, когда его ботинки потревожили старую пыль на полу. — Ага, как с Хамой. Замечательная идея…

С тенями было что-то не так.

Переложив фонарь в левую руку, Сокка потянулся к мечу.

***

«Ха, я нашел зал для рассветной молитвы».

Зуко постарался выбрать ту часть храма, которую уже исследовал раньше, три года и много боли назад. Он не ожидал, что узнает её — длинный зал с колоннами, наполовину вырезанными в скальной стене, и растущими тут и там папоротниками, казавшимися в лунном свете серо-зелеными мазками. Вторая половина комнаты выходила на море; в некоторых арочных проемах до сих пор висели несколько тонких, покрытых патиной** колоколов.

«Ветряные колокольчики», — понял Зуко, сраженный воспоминанием из прошлой жизни. Он видел перед своим мысленным взором, как зал выглядел сто лет назад. Яркие, начищенные медные купола ветряных колокольчиков, расположенные через одно арочное окно; свисающие вниз радужные ленты, резные деревянные таблички с молитвами, стучащие друг о друга и создающие на ветру свою собственную музыку. Красные — чтобы дать сердитым мыслям улететь по ветру. Зеленые — чтобы привлечь здоровье к садам и матерям. Желтые и оранжевые — для духов ветра, синие и белые — чтобы привязать новую жизнь и рассечь связи, когда приходит срок.

Хрупкие, бренные молитвенные таблички. Монахини думали, что даже самое искреннее желание нуждается в обновлении и укреплении, чтобы разум заново посвящал себя строгим храмовым принципам, год за годом, десятилетие за десятилетием, жизнь за жизнью.

И были куда более практичные причины. Сюда монахини могли приносить своих малышей, чтобы те приветствовали первые лучи рассвета и протягивали крошечные кулачки к солнцу. Если пальцы малыша и покорение дергали за дерево и ленты… никогда не будет лишним изготовить молитвенную табличку заново.

«Дети Аанга не будут этого знать».

О, Аанг мог знать о ветряных колокольчиках, особенно если спросит ямабуси. Но тона, которые монахини использовали для каждого усмиренного желания; традиции, передаваемые от матери к приемной дочери и внучке; как поколения женщин ходили по этому залу с непослушными как шторм маленькими покорителями воздуха…

«Все, кто помнят эту жизнь, мертвы». Зуко сглотнул, свет его фонаря дрогнул. «Даже я».

Храмы удушали. Храмы были неправильными, запирая сердца и разум Воздуха в формы, все более и более чуждые остальному миру. Все из дюжин вождей или царей могли поднять руку на Кочевников, если бы посмели… Если бы Созин не опередил их.

Но даже самые оболваненные старейшины Воздушных Кочевников оставались людьми. И многие из тех, кто были здесь, не являлись старейшинами. Они были матерями, сестрами, детьми.

«Мы сделали, что смогли. Спасли тех, кого смогли. Иногда всё сгорает».

И он отказывался чувствовать себя виноватым, потому что один подросток-покоритель огня и древняя, ворчливая драконье дитя не смогли спасти мир. Кузон, Темул, все, кто рисковали жизнями, чтобы помочь, даже когда все были против них, старались.

Зуко рассмеялся, низко и печально, вспоминая леденящее присутствие Темул, пока кровь смешивалась с дождем.

— И будь мы прокляты, если мы не погибли по-своему.

«Я умер рядом с другом, и благородный человек помнит меня. Неплохой способ уйти».