Угловая комната

Как его посадили – история нескладная, никак не способная выстроиться в моей голове, совсем лишенная логики. Денег у отца не было – их не было никогда, но в этот раз не было особенно: они с бабушкой арендовали угол на рынке, возили замороженную рыбу, но как-то не срослось. То у них все таяло и текло, и бабушка в белом сарафане мыла вонючий пол в павильоне; то отец спускал выручку на автоматы, на выпивку, на Нинины причуды. В общем, от угла отказались, холодильники продали, рассчитались с водителем, с продавщицей – остались долги. Бабушка еле выкарабкалась, нашла какую-то девочку – учить уроки после школы; отец опять запил, стал редко появляться дома, еще реже – у Нины (там пеленки, эмалированный стук). Появились из ниоткуда друзья – бабушка потом силилась вспомнить, кто такие, знала ли кого-нибудь раньше; появились ночные звонки, затем полуботинки и пиджак с чьего-то плеча. Появилась в конце концов странная-странная просьба: нужно разыграть ограбление – не сошлось с годовым ли, квартальным отчетом – некогда объяснять, лезем в окно – вот чулок на голову. И подумать некогда: ну что за бухгалтерия – кабинет на первом этаже, три больших окна (два на запад, одно на юг) – ни решеток, ни хотя бы шпингалетов нормальных. А впрочем, зачем шпингалеты, ведь и ограбление-то ненастоящее, так уж, помочь кому-то, не уловил кому (Васин шурин, нет, тесть), – и всё быстро-быстро: быстро влезли, быстро оказались лицами в пол, быстро форменные туфли – туда-сюда. Вечером в новостях: раскрыли банду, майор такой-то, в семь двадцать вечера; бабушка не признала отца в чулке – а позвонили лишь на третий день, чуть ли не из суда. Опять долги – и судорожный чёс по телефонной книжке; чудом нашли адвоката – единственного, кто хоть сколько-нибудь верил, что вину не докажут, что дадут условный, что судья все-таки услышит про тестя, чулки, про странную-странную просьбу.

– Как же ты не сказала отцу про гадалку? – спросил я потом, много лет спустя, когда обо всем узнал.

– Ну, не вышло – да я особо и не старалась. Знаешь, время было такое: у каждого первого проблемы с ментами.

– Но не каждому первому – восемь лет.

(Бабушка вздыхает.)

(Два на запад, одно на юг – лишь бы все мои мечты отцвели и сдохли.)

Что же, время вправду было такое: щи из детсада, чай без сахара, неожиданные, почти невозможные четыреста грамм сыра; сыр – труп молока. Кто-то сказал, дескать, всех в девяностые волновала философия прокорма – так и было.