Теперь, разогнавшись или расхрабрясь, Синявский объявил, что отныне между ним и Солженицыным наступает «открытая гражданская война». (Он только не сверился с моим рабочим расписанием.)
А подделывать цитаты в полемике – этому наших плюралистов, видимо, учить не надо, вслед Синявскому подхватили в те же недели в эмигрантской нью-йоркской «Трибуне» (№ 5, янв. 1984). И тут – несколько подделок сразу.
Я пишу об африканских условиях жизни у нас на родине, о грандиозных и страшных процессах, но «наши плюралисты не замечают, что Россия – при смерти», у них одна забота: «возликует ли неограниченная свобода слова на другой день после того, как кто-то сбросит нынешний режим… над какими просторами будет завтра порхать их свободная мысль. Даже не одумаются предусмотрительно: а как же устроить
Я нахожу комичным, как здешние плюралисты публично жалуются на массу рядовых еврейских эмигрантов, что те «находят американские свободы избыточными до опасности; нельзя без улыбки читать жалобы Шрагина», – и перечисляю их пожелания
Ну можно ли так спорить? Или уж – совсем вам нечего возразить по сути? (В той же «Трибуне» с поразительной откровенностью проговариваются, подтверждая мою тревогу: «безразлично, пусть эта родина ограничивается хоть Московской областью, а рядом будет дружественная или братская Рязанская», мол, лишь можно было бы билет купить, как из Франции в Германию…)[485]
На главные из этих подделок указала Аля в короткой деловой справке в «Вестнике РХД»[486]
. И что же? Если на тебя наклепали – возрази с негодованием! Нет, молчат. Ну а если словили на воровстве, так убери же руку! Ничего подобного. Прошёл потом ещё один год (а от первой синявской подмухлёвки уже два), – Синявский в своём домашнем «Синтаксисе» – вот уже пойманный за руку – снова повторяет слово в слово те же подделки, не мигнув глазом, – и что я прорывался через «русскую интеллигенцию», а не продавшуюся элиту, и тот же «рецидив марксизма», и уже не кум я ему просто, а «мой старый кум»[487]. (Чувствуете, какая у нас давняя неразливная дружба? сколько пол-литров мы вместе опорожнили? так он-то – знает, о ком судит.)Приходится предположить: не пала ли немощь на его перо? Если тебя уличили во лжи, и если минули два года – отчего б не написать совсем новую статью? зачем же волочь всю неизменную рухлядь подделок и сюда? Отчего ему так жалко расстаться с ней? Так бывает только по скудости, когда обмогаются остатком.
Ну, правда, чуть подсвежил за два года. Вот такое придумал: «для Солженицына Зло и Ложь начались с эпохи Ренессанса» (опять подделка, я говорил: оттуда пошло выветривание общественной нравственности), а это затем, чтоб самому подбочениться: «Я лично полагаю – Ложь и Зло начались с грехопадения».
Что же думать об этом человеке? Как же может тончайший эстет бороться такими приёмами?
Сам себя он объясняет нам так: «Когда я читаю либо пишу, я предельно откровенен, я снимаю маску, привычно носимую в жизни»[490]
. Оставим неразгаданным, зачем ему постоянно носить в жизни маску, – но если в таких вот письменных приёмах видеть его предельную откровенность?..Впрочем, и устные же он не покинул. Снова поехал по Штатам с выступлениями к третьеэмигрантам: «Да что слушать Солженицына? Его почитатели – чёрная сотня! А Парвус у него – воплощённое жидовство!» (Опять этот крючок: евреи, очнитесь! помогите! ударьте!)
Чего ж этот враждолюбец от меня хочет?