Угодный богу

То, что он увидел, заставило его мгновенно вскочить. На пороге павильона стояла Нефертити.

Стук сердца на какое-то время затмил для Тутмеса все звуки на свете, но неожиданно исчез. И ваятель почувствовал, как запылали щеки.

– Тутмес, – вновь повторила царица. – Почему ты не отвечаешь? Я решила, что ты болен.

– О нет, прекраснейшая! – поспешно сказал скульптор, делая поклон. – У меня срочная работа. Нужно поспеть к завтрашнему дню.

Нефертити обвела глазами мастерскую, слегка кивая в ответ.

– Ты так занят, что даже не слышал мой зов? – в ее голосе сквозила обида.

– О, прекраснейшая! Я прошу простить меня, – Тутмес смотрел себе под ноги.

– Я не сержусь. Я здесь не для упреков, а для того, чтобы сделать заказ.

– Я готов его исполнить, – Тутмес вновь поклонился.

– Сделай мой портрет. Как быстро ты можешь его выполнить?

Ваятель, не поднимая глаз, видел царицу и ее свиту, толпящуюся у входа в мастерскую.

– Прекраснейшая, – молвил он. – Вели своим слугам удалиться. Я сделаю тебе подарок.

Нефертити посмотрела на скульптора с удивлением, но тут же подала знак рабыням, и те скрылись из виду. Ваятель неподвижно стоял перед ней в смиренной позе, прижав одну руку к груди и по-прежнему глядя в пол.

– Я исполнила твою просьбу, – сообщила она.

Тутмес поклонился, затем отошел к дальнему углу мастерской и отодвинул ширму, стоящую там.

Сначала Нефертити увидела только предмет, покрытый тканью, но Тутмес резко сдернул покрывало, и взгляду изумленной царицы открылся превосходный портрет, изображающий супругу фараона.

Каменная женщина сидела на плоской плите, поджав одну ногу и согнув другую в колене. Права рука сгибалась в локте и почти касалась кистью груди. Левая, тоже чуть согнутая, с ладонью, параллельной полу, словно желала кого-то успокоить. Длинная шея, чуть вытянутая вперед, голова с приподнятым подбородком, выражение лица, свойственное царице в минуты грусти и размышлений – вот что представляла собой статуя обнаженной женщины, голова которой была увенчана массивным царским головным убором, тоже выполненным из камня. Тутмес раскрасил изваяние, соблюдая все тончайшие переходы цветовых полутонов, свойственных человеческой коже. Глаза не были инкрустированы, но восхитительно выведены красками. У подножья статуи располагалась надпись, пущенная китайскими иероглифами. Чуть приблизившись, царица принялась внимательно разглядывать ее.

Неожиданно Нефертити в упор взглянула на Тутмеса. Тот, по-прежнему, смотрел в пол.

– Ты… зачем? – с трудом произнесла царица.

– Прости, прекраснейшая, я должен был сначала спросить твоего разрешения, – ответил скульптор, краснея еще сильнее.

– Почему ты это сделал?

– Да, я позволил себе недопустимую вольность, – поспешно закивал ваятель. – Но светские скульпторы могут изображать обнаженных людей…

– Почему ты решил, что тебе все позволено? – в голосе царицы чувствовалось негодование.

– Прекраснейшей не понравилась статуя? – бормотал ваятель, не смея поднять глаз на Нефертити.

– Ты хочешь похвалы?

– О нет, возьми мой подарок, это будет для меня величайшей наградой.

– Нет! – твердо сказала царица.

– Но почему? – твердо сказала царица.

– Потому что ты жесток и неразумен!

– Я?..

– Что означает эта надпись? – строго спросила царица. – Зачем ты ее сделал?

Тутмес был похож на рыбу, оказавшуюся на берегу.

– Это не надпись, – нашелся, наконец, ваятель. – Это украшение…

– Ты величайший мастер, скульптор Тутмес, ты создал величайшее изваяние из всех, какие мне приходилось когда-либо видеть. Оно переживет нас на тысячелетия, но я не приму этот дар.

Тутмес хотел возразить, но не знал, что сказать, и только сделал несколько невнятных движений руками.

– Ты не поэт, Тутмес, ты ваятель, – тихо произнесла царица. – И слишком честен, чтобы скрывать свою ложь.

Скульптор застыл.

– Да, – она небрежным жестом указала на иероглифы у подножья статуи. – Это не египетские знаки, но их смысл мне понятен.

И с этими словами, резко развернувшись, она вышла из мастерской.

Скульптор, увидев, как хлопнула за нею дверь, в ужасе уставился на злополучную надпись, которая, казалось, на глазах менялась, переходя в понятные символы:

«С тобой мне жизни не будет,

Как нет ее без тебя», – прочел он.

А потом перевел взгляд на изваяние, и внезапно совершенная скульптура показалась ему такой жалкой и уродливой, что он схватил какой-то инструмент – подобие молотка – и со всего маху опустил на правую руку статуи. А когда рука, отколотая и безжизненная, со стуком упала на пол, ему вдруг пригрезилось, что он причинил своей возлюбленной невыносимую боль. Даже стон померещился ему в тишине павильона. Он взглянул себе под ноги и ужаснулся: живая и кровоточащая рука лежала на полу, отсеченная почти до самого плеча…

Тутмес выронил молоток. Стараясь не смотреть на то, что натворил, он принялся поспешно собирать инструменты и вещи. И через считанные минуты покинул павильон, где оставил изувеченную статую, в немом призыве тянущую вослед ему уцелевшую левую руку.

Хеттское царство. Хаттус.