Он заметил ее не сразу. Плохо ориентируясь в нагрянувшей темноте и громыхая мешком с инструментом, который вдруг сделался неподъемным, он внезапно обнаружил, что оказался в тупике и, сыпя проклятьями, отправился в обратную сторону, спотыкаясь о валявшийся под ногами мусор. Девушка стояла неподвижно, дожидаясь, когда Тутмес поравняется с ней, а он, подвернув ногу на остром камне, падая, ухватился за нее. Она вскрикнула.
– Ох, прости меня, – произнес скульптор, поднимаясь на ноги.
– Я знаю, ты заблудился, – промурлыкала та. – Ты редко бываешь в городе.
– Да, – согласился он. – У меня мало времени для прогулок.
– Я знаю, кто ты, я люблю твое искусство, я так много слышала о нем, – ее речь журчала и пленила слух ваятеля. – Я хочу увидеть твои работы. Они прекрасны, я знаю.
Тутмес почувствовал прилив сил.
– Пойдем, – он протянул девушке руку.
Всю дорогу до дома он только и делал, что слушал восторженные восклицания незнакомки, касающиеся его работ. От этих слов он был почти влюблен в свою собеседницу, казавшуюся ему в тот момент самым близким человеком.
Стараясь не разбудить слуг. Тутмес со спутницей миновал охрану и ввел девушку в мастерскую, опасаясь, что застанет там Халосета. К счастью, юноши там не оказалось, и ваятель принялся расставлять свои работы, многие из которых были сделаны еще в Уасете, а потом сел на пол подле гостьи.
Глаза девушки горели, рот был восторженно полуоткрыт, на губах застыла восхищенная улыбка, которая, впрочем, вскоре бесследно сползла, глаза удивленно округлились, а с губ готовы были сорваться звуки, сопровождающие разочарование.
– Да-а… – наконец протянула она. – И это всё – твои работы?
– Конечно, – охотно отозвался Тутмес. – Некоторые сделаны совсем недавно, а какие-то – несколько лет назад.
Она ласково погладила его плечи, словно пытаясь пожалеть убогого, которого все вокруг держат в неведении о его ущербности. Весь ее вид говорил: «Я же пытаюсь, я делаю все возможное, но чем же тут восхищаться? Мне жаль тебя, ты так несчастен».
Девушка пристально взглянула на хозяина:
– Ты вправду Тутмес, начальник скульпторов?
В ответ он засмеялся и обнял ее.
– Не понимаю, что все находят в этом? – слегка отстранившись, гостья кивнула на скульптуры. – Человек должен быть похож на человека, что в этом особенного?
– Но таково назначение искусства ваятеля, – вновь засмеялся Тутмес, привлекая ее к себе.
– Зачем для этого пялиться на камень, достаточно увидеть настоящего живого человека, – девушка пожала пухлыми плечиками.
Тутмес удивленно посмотрел в ее пустые круглые глаза.
– Наверное, ты права, но не каждый скульптор может достигнуть идеального сходства. И речь идет не только о мастерстве.
– О чем ты? – равнодушно отозвалась собеседница.
– Не замечаешь ли ты в изваянии характер человека?
– Зачем мне это? Не буду же я с ним говорить, – она захохотала, глядя на портрет мастера Махроса. – Мне все равно, хмурится он или улыбается. Он не живой, и я ничего не смогу от него взять.
Тутмес с негодованием вскочил, испепеляющим взглядом пронзая толстушку, удобно расположившуюся на его рабочей скамейке.
– Ты слепа?! – взревел он так, что девушка подпрыгнула на месте. – Где твои глаза? Почему ты смотришь и ничего не видишь?
Она испуганно таращилась на него, вцепившись побелевшими пальцами в скамейку, а он, не проронив больше ни звука, выбежал прочь из мастерской.
Глава 20.
Египет.
Учеников было восемь. Почти дети, лет по четырнадцати, они с неподдельным восхищением смотрели на своего мастера. Тутмес без тени самодовольства объяснял им особенности лепки портрета.
– Сначала вы должны научиться обращаться с глиной, – говорил ваятель, сопровождая свои слова показом.
Кот Палий вертелся у его ног и выводил Тутмеса из равновесия до тех пор, пока скульптор не прикрикнул на него, и кот под смех мальчишек не удалился, обиженно передернув спиной.
– Вы обязаны не только чувствовать пальцами, но определять на глаз состав глины, ее качество и пригодность к работе. Это не так уж сложно, все приходят к тому, кто усерден. Когда же вы приступаете к портрету, знайте, что глина – ваш основной материал. С его помощью вы можете достичь невероятного совершенства в своем мастерстве, ибо глиняный портрет можно изменять и править бесконечное число раз, пока не получится желаемое. Все скульпторы Египта делают так…
– Но ты, почтеннейший учитель! – вдруг подал голос один из учеников. – Ты работаешь сразу с камнем, пренебрегая глиной!
Тутмес оторвался от лепки и повернул лицо к тому, кто спросил его.
– Кто сказал тебе это? – ровным голосом произнес ваятель.
– Халосет, – несмело ответил ученик. – Он сказал, что мастер Тутмес почти никогда не лепит из глины черновые заготовки… Он обманул? – голос мальчика прервался.
Учитель смотрел мимо ученика куда-то далеко, возле его глаз появились насмешливые морщинки.
– Неужели Халосет – обманщик? – наперебой заговорили ученики.