– Халосет слишком болтлив, – задумчиво произнес Тутмес. – Но в его словах есть доля истины, – он встрепенулся. – А пока займемся работой. Процесс лепки долог и кропотлив. Но потом требуется еще большее умение – при заливке глины гипсом, – он показывал, как это делается. – Нельзя дожидаться, пока глина высохнет и потрескается, но нельзя и немедленно мочить ее, иначе все тонкие черты размоются, и ваша работа окажется напрасной. Но, – глядя на озадаченные лица детей, добавил он. – Этому вы научитесь еще быстрее, чем лепке. В застывший гипс надлежит поместить мокрое тонкое полотно, которое бы повторяло все линии гипсового слепка. А потом полученную форму вы опять заливаете гипсом. Этот гипсовой портрет можно использовать как угодно: снимать с него копии, делать золотые маски. Так поступают все скульпторы, чтобы не терзать модель утомительным позированием, – Тутмес осекся, предчувствуя новый вопрос, но ученики молчали, зачарованные его работой.
Тутмес взглянул на получившийся портрет…
На него из глины смотрело лицо фараона Эхнатона.
– Учитель! – раздался внезапный шепот со стороны дверей.
– Почему ты прервал урок? – Тутмес был крайне недоволен.
– Учитель! – повторил Халосет, и не подумав извиниться или уйти.
– Что случилось? – вскипая, скульптор подошел к ученику вплотную.
– Пойдем со мной, – вместо ответа произнес Халосет, указывая на свой домик подле мастерской Тутмеса.
Там изготовляли стекло.
– Что ты придумал? – раздраженно спросил ваятель, однако, последовал за молодым человеком, оставив на время своих учеников, копошащихся с глиной.
У Халосета в мастерской был полный хаос. Казалось, он никогда здесь не убирал.
– Учитель! Я покажу тебе кое-что. Быть может, это сделает меня очень знаменитым!
– Зачем тебе слава? – устало произнес Тутмес.
– О, учитель, – засмеялся Халосет. – Ты хочешь, чтобы восхищались только тобой?
– Слава обязывает.
– Но она и подтверждает необходимость твоего труда. Это оценка, награда! – возразил ученик. – Легко говорить, что слава не нужна, принимая ее, как должное.
– Ты все правильно сказал, – подтвердил Тутмес. – Но слава не всем идет на пользу, не каждому помогает жить и работать.
– Учитель, ты имеешь в виду, что человек, добившийся признания, перестает совершенствовать свое мастерство? А ты смог оценить по достоинству славу, ведь она пришла к тебе сразу, без особых усилий?
– Ошибаешься, друг мой, – Тутмес вздохнул и устало присел на низкий табурет, оказавшийся поблизости. – Ничто так не удручает, как слава. И достается она нелегко.
– Поясни свои слова, почтеннейший, – попросил Халосет, опускаясь перед учителем на корточки.
Тутмес медлил. Его взгляд блуждал по светлым стенам, по обстановке стекольной мастерской, но ничего не отражалось в мыслях великого скульптора. Он был глубоко погружен в себя, ища необходимые слова для выражения своих раздумий.
Заговорил он неохотно, каким-то чужим глуховатым голосом, будто обращаясь к кому-то третьему, невидимому, находящемуся в тот момент в мастерской Халосета.
– Мне повезло, судьба послала мне великого учителя. Но разве нет моей заслуги в том, что я был способным учеником? Моя слава, которой я окружен в этой стране, должна принадлежать не только мне, но и тому, кто научил меня видеть, делать, мыслить… Халосет, ты хочешь быть знаменитым, как я? – обратился он к юноше.
– Да! – торопливо ответил тот.
– Но сможешь ли ты затмить своего учителя? Не боишься ли ты этого?
– Не, не боюсь.
– Тебе придется бороться со сложившимся мнением, что лучше Тутмеса никого нет. Понравится ли тебе вечное сравнение с выскочкой-иноземцем? – ваятель пристально посмотрел в глаза ученику.
– Ты не иноземец!
– Я говорю о другом, – Тутмес вновь замолчал, собираясь с мыслями.
– Мой учитель, – продолжил он спустя минуту. – Говорил, что мастер должен заботиться о судьбе подопечного. См он заботился обо мне, как никто. Он был ювелиром и потому стал учить меня скульптуре.
– Почему? – удивился Халосет.
– Он великий мастер. Я бы не смог его превзойти. – Тутмес замялся и потом добавил извиняющимся тоном. – Простишь ли ты мне, что я не позаботился о твоем будущем?
– Я не понимаю тебя…
– В тебе есть драгоценный дар изобретательства. Мысль твоя не знает границ, она летит вперед, готовая изменить все сущее. Именно в этом твой главный дар. А скульптура… – Тутмес вновь замолчал.
– обязательно подумаю над твоими словами, учитель, – сказал Халосет после небольшого раздумья. – А теперь взгляни сюда.
И он выкатил на середину комнаты огромный глиняный сосуд, слегка пошарпанный, но без трещин.
Тутмес с первого же взгляда узнал его:
– Это все тот же? – осведомился он.
– Да! – гордо отозвался ученик. – Сиди, сиди, учитель, и смотри, что я стану делать.
Скульптор молча следил за манипуляциями Халосета.
Вначале молодой человек что-то перелил из большого кувшина, затем взял какие-то медные пруты и принялся их совать внутрь сосуда, после чего сверху на него поставил перевернутую шарообразную вазу из стекла и продолжал суетиться.
– Я ухожу, – теряя терпение, сказал Тутмес.