Угол покоя

Нет, не полегчало. Я обижен, ущемлен, затравлен. Я хочу знать, почему побитый жизнью старый профессор не может спокойно глотнуть, чего ему хочется. Я хочу знать, почему меня должно тревожить неясное будущее. Чье будущее? Не Лаймана Уорда. Он вернулся к керосиновому освещению и живет жизнью бабушки и дедушки. Его собственное будущее не должно волновать ни его, ни кого бы то ни было. Дедушкин кавалерийский пистолет в трех футах ото лба говорит ему, что если станет невыносимо, то выход есть всегда. То, что его не тянет, доказывает, что невыносимо пока не стало. Но без Старого Деда на этикетке бурбона будет куда менее приятно.

Так что – не дрейфь, как говорят активисты. Не дрейфь, Лайман. Еще пятьдесят лет бабушкиной жизни впереди. Пусть они длятся.

Невозможно, разумеется. Я никогда не кончу. Уже, считай, осень, Шелли получила почти всю дозу сельского покоя, какую ее физиология способна вынести, и скоро уезжает. У Ады нехорошо с дыханием. Слишком много курит, вечно во рту сигарета, пепел сыплется на грудь, на глажку, на посуду, которую она моет, и, застилая мою постель, она сипит, будто дряхлая псина. Эмфизема, скорее всего, дыхательная система растянулась, как старая резинка. Одышка, боли в груди и левой руке, может, и сердце затронуто. Господи Иисусе, вот рухнет она – и что мне делать?

Сама эта мысль вносит в мои мечтания о независимости отчаянный элемент. Не буду обольщаться: спокойный режим и сельский воздух этого лета не улучшили мое состояние. С утра уже шесть таблеток аспирина и бурбон, а мне все равно больно.

Да какого черта! Мой правый фланг отступает, мой центр просел, мой левый трещит по швам[153], и я только что послал бутылочное подкрепление в тыловые части. Иду в атаку. Продолжаю писать личную историю моей бабушки, следуя совету Банкрофта: подавай свой предмет в его выражениях, суди о нем в своих.

От суждений, честно говоря, я бы отказался полностью. Я вообще не из тех, кто легко судит о людях. И, пожалуй, позволю ей самой себя подать: ее письма с Нагорья – из самых длинных и полных за всю полувековую переписку.

3