Читаем Уильям Шекспир — образы чести и благородства полностью

Был и другой современник Шекспира, коего здесь следует упомянуть, так это Томмазо Кампанеллу (Tommaso Campanella), кто придерживался мнения, сходного с мнением Бруно, относительно мира, как одушевлённого существа». (См. его «Мир, как животное», «The World as an Animal»), переведённый Дж. А. Саймондсом (J. A. Symonds) (Intro., p. 107).

Миссис Стоупс (Stopes) также подчёркивала связь между этим отрывком и философией Бруно; и в книге Шекспира «Современники Уорикшира», «Warwickshire Contemporaries» (1907), стр. 9, предполагала связь между Шекспиром и сочинениями Бруно в типографии Ричарда Филда, который некоторое время работал в лавке Вотролье, как известного английского паблиситера Бруно. «В лавке Вотролье высказывания Бруно приобрели бы трагический интерес после его смерти за философскую веру». См. также эссе Элтона «Джордано Бруно в Англии», «Giordano Bruno in England», где отрицается влияние Бруно на Шекспира («Modern Studies», pp. 26-27).

По поводу строки 2, критик Бичинг (Beeching) предположил: «Пророчество о грядущих событиях, вероятно, следует воспринимать вместе с Уиндемом «как подразумевающее», что они придут взамен того, что есть». Однако, поскольку Шекспир всегда использовал слово «prophetic», «пророческий» в истинном смысле слова, я бы скорее сказал, что подразумевалось, что «грядущее» обычно, приходит на смену тому, что есть. Именно этот обычный намёк поэт отрицал». (О строках 3-4, см. примечания выше, приводимые к сонету).


В строке 5, относительно фразы «eclipse endur'd», «затмение вытерпев». См. также примечания выше, где, по-видимому, эта фраза важная, в связи с предполагаемым намёком на смерть Елизаветы.


Критик Мэсси (Massey): «Это светило сияло в человеческой или смертельной сфере — всё было подвержено смертельности. Точно в том же духе он (Шекспир) называл глаза Лукреции «mortal stars», «смертельными звёздами»; Валерию в «Кориолане» («Coriolanus») называл «moon of Rome», «луной Рима»; а в «Клеопатре Антоний» говорил о Клеопатре, как о «our terrene moon», «нашей земной луне». Королева была земной или смертной луной» (p. 215).

Критик Дауден (Dowden) предложил ссылку: Cf.! A.&C., III, XIII, 153: «Alack, our terrene moon is now eclipsed», «Увы, наша земная луна

сегодня войдёт в затмение». И дополнил, высказав своё мнение: «…но более раннее упоминание о лунном затмении (35. 3) имело отношение к его (юному) другу, а не к Елизавете, и в данном сонете луна представляется пережившей своё затмение и вышедшей тем не менее яркой».


Критик Тайлер (Tyle) отметил: «Можно легко согласиться с тем, что «смертельная луна», по всей вероятности, является поэтическим обозначением Королевы. Согласно, поэтам елизаветинской эпохи, она была Синтией, богиней сияющего шара. Но предположение, что намёк на её смерть совершенно не согласуется с направлением и масштабом сонета. Несмотря на страхи и дурные предчувствия, любовь поэта к своему другу не будет «обречена на вечную погибель», а будет длиться вечно. Поэтому в строке 5 акцент, очевидно, сделан на слове «endur'd», «вытерпеть» (Intro., p. 23).

Критик Батлер (Butler) добавил: «Для меня сонет предполагал, что (королева) не только была не мертва, но и вышла из периода очевидной опасности с неизменным великолепием» (p.105).

Критик Бичинг (Beeching) резюмировал: «… (вспоминая заявление Ли о том, что писатели того времени описывали смерть королевы как затмение небесного тела, говорил): «Эта интерпретация подтверждается отрывком из A. & C. ... Изучение отрывков показывает, что затмение в метафорическом употреблении Шекспиром означало окончательное, а не временное исчезновение». (См., помимо отрывка из A. & C., 1 H. 6, IV, V, 53: «Born to eclipse thy life this afternoon», «Рождённый, чтобы затмить твою жизнь сегодня днём»), поэтому было нелегко понять, какой другой метафорой можно было бы описать смерть «луны». (Я не вижу, что это могло быть догматичным в отношении значения этого отрывка. То впечатление, которое всё это производит на меня, ровно такое же, как на Даудена и Тайлера, а именно, что затмение было пройдено; но следует признать, что для Шекспира было достаточно параллелей для использования слова «to suffer», «страдать», в смысле просто «endured» «вытерпеть»; например, R. 2, V, V, 30:


«Bearing their own misfortunes on the back

Of such as have before endur'd the like»


«Перенеся на спине свои собственные несчастья

Из тех, как кто-то прежде вытерпеть подобное»


Или «King Lear», III, VII, 60:


«The sea, with such a storm as his bare head

In hell-black night endured, would have buoy'd up».


«Море с подобным штормом, как этот его непокрытая голова

в аду черной ночи вытерпела, поддерживаясь на ногах».


«Другими словами, не зная, кто или что такое «смертная луна», мы не можем сказать, является ли мысль: «Она прошла через свое затмение, и поэтому прорицатели глумились над их предсказанием родным», или: «Она перенесла затмение, и, несмотря на это, прорицатели глумились». Но априори, первое кажется более естественным» (— Ed.).


Перейти на страницу:

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика