Уинстон Черчилль

Рузвельт, со своей стороны, не сумел добиться сходного единства своих сотрудников и чувства командной борьбы. Хотя предпочтение Германии (как цели номер один) перед Японией было обязательным, адмирал Кинг приложил немало сил для поддержки приоритета тихоокеанской стратегии. Другой влиятельный военный авторитет - командующий авиацией генерал Арнольд был сторонником наращивания мощностей бомбаридровочной авиации, эту цель он считал более важной, чем подготовку десанта в Европе. В отличие от англичан, между американскими генералами, возглавившими отдельные рода войск, шла интенсивная внутренняя борьба. Нередко англичанам, пораженным темпом американского военного строительства, казалось, что Соединенные Штаты готовятся контролировать весь мир, но при этом армия стремилась к достижению контроля в Европе, а флот склонялся к тихоокеанскому приоритету.

В этой ситуации решающее, критическое значение приобретала позиция самого Рузвельта. У президента были свои сомнения. Однозначно поддержать Маршалла в стремлении ринуться на континент означало антагонизировать англичан, а в мире будущего они были нужны. И Рузвельт не был убежден, что позиция Черчилля - позволить немцам и русским израсходовать друг против друга свои лучшие силы - является близорукой. Провозглашая словесно свою твердую привязанность делу быстрого открытия второго фронта, президент на решающих обсуждениях когда этот вопрос был поставлен в конкретной плоскости, гасил свой пыл. Рузвельт на этом этапе ушел от той жесткости и суждениях, на которую, как все знали, он был способен. Дело было не в долгих и красноречивых речах Черчилля, которые откровенно нравились президенту. Рузвельту в конечном счете нравилось то, что из них вытекало: не делать окончательных обязательных выводов, держать все двери открытыми, не закрывать для себя возможностей выбора, который еще многократно предоставит мировая война.

Чувствуя, что Рузвельт слушает его с симпатией, Черчилль шел все дальше. Он уже не останавливался на задаче захвата Сицилии, он ставил вытекающую логически следующую задачу - смертельный удар по слабейшей части “оси” - Италии. Возникала перспектива быстрых, эффективных, потрясающих воображение - и в то же время менее дорогостоящих (в плане людских потерь) побед. А русским все это можно будет продать за искомый второй фронт. Уже к четвертому дню конференции Черчилль видит в средиземноморских операциях логическое развитие северо-африканской кампании. То же изменение почувствовали и американские военные, их главнокомандующий уже не оказывал безоговорочной поддержки идее высадки в Европе в текущем году. Рузвельту казалось, что он таким образом сохраняет расположение и лояльность Черчилля, необходимые для союзнического будущего, для формирования выгодного соотношения сил в рамках великой коалиции. Своим же генералам - Маршаллу и Эйзенхауэру он со спокойной совестью говорил, что действия в Средиземноморье - это этап, необходимый для тщательной подготовки высадки на континенте.

Перемена в стратегическом видении президента безусловно сказалась на позиции высших военных чинов американской делегации. На десятый день конференции они сложили словесное оружие и в присутствии президента и премьера согласовали список предстоящих военных операций. Главной задачей была названа не высадка в Европе (прежняя американская позиция) и не удар по “мягкому подбрюшью” (английская позиция), а сохранение морских коммуникаций в Атлантическом океане. Второй по значимости задачей была названа помощь Советскому Союзу. Заметим, что речь шла (при всех высокопарных словесных пассажах), не о прямой военной помощи наиболее страдающему союзнику, а об экономической помощи и поставках вооружения.