На пресс-конференции по окончании касабланкской встречи Рузвельт выступал первым. Он объявил то, что явилось неожиданностью для сидящего рядом Черчилля. “Некоторые из англичан знают эту старую историю, сказал президент. - У нас был генерал, которого звали Ю.С.Грант. Его имя было Улисс Симсон Грант, но в дни моей и премьер-министра юности его звали “Грант - Безоговорочная капитуляция*”. Мир может прийти на эту землю только в случае полного уничтожения германской и японской военной мощи… Уничтожение германской, японской и итальянской военной машины означает безоговорочную капитуляцию Германии, Италии и Японии”. Черчилль сидел онемевшим. Слова Рузвельта были для него “сюрпризом”.
Нем сомнения, что этот шаг был сделан частично для того, чтобы в Москве не создавалось впечатление, что в Касабланке происходит сепаратный сговор, который при определенном развитии событий может дать англо-американцам сепаратный мир с Германией на Западе. Отныне уже трудно было представить сохранение прежней системы на основе некоего компромисса с Германией в Европе и Японией в Азии. Требование безоговорочной капитуляции предполагало уничтожение (а не простое ослабление) мощи Германии и Японии, создание в центре Европы и в Азии политического вакуума, который США надеялись заполнить. Понятно удивление Черчилля, с которым его дышащий оптимизмом сосед не удосужился обсудить важнейший дипломатический ход. Рузвельт создавал видимость спонтанности своего шага, но мы сейчас знаем, что над этой проблемой немалое время работала специальная группа специалистов в госдепартаменте и именно ее выводами руководствовался Рузвельт, когда делал свое заявление. Черчиллю стало понятное эйфорическое состояние президента. Теперь тот надеялся абсолютно взломать прежнюю иерархию, прежнюю систему соотношения сил, требование “безоговорочной капитуляции” как ничто другое служило этому.
В Касабланке было также решено, что руководителем военных операций в Северной Франции будет представитель той страны, которая предоставит большее число войск. Уже тогда было абсолютно ясно, что основную массу войск составят американцы, соответственно, было ясно, кто возглавит союзников на Западе Европы. В Касабланке произошло своеобразное разделение региональных ролей. Было решено, что Соединенные Штаты, чья мощь росла постоянно, будут отвечать за участие в войне Китая, а Великобритания, имеющая значительно меньший потенциал, будет воздействовать на Турцию, будет отвечать за турецкий вопрос.
Черчилль очень серьезно воспринял предоставленную Британии миссию опеки Турции. Он засыпал Эттли и Идена вопросами: “Нет ли возможности для меня в настоящее время вступить в прямой контакт с турками?” И предложил немедленно вылететь на Кипр для встречи с турецким премьер-министром. Однако мнение советников сводилось к тому, что дипломатическое наступление на Турцию следует начинать после того, как немцы будут выбиты из Туниса, а Монтгомери победит итальянцев и немцев в Ливии.
Черчилль полагал, что добился в Касабланке максимума возможного. После многих дней дискуссий и рассмотрения множества разногласий, “объединенные начальники штабов и я приняли важнейшие решения по поводу ведения войны в 1943 г. Первое, обе страны концентрируются на поражении Германии. Второе, безопасность морских коммуникаций станет предметом взаимных усилий. Третье, первой на повестке дня будет операция “Хаски”, т.е. вторжение в Сицилию. В конце же года предполагалось провести операцию “Анаким” с вторжением (в основном английских) войск в Бирму, в то время как американцы должны были помочь в этой операции предоставлением судов. В Европе же предполагалось провести операцию “Следжхаммер” или операцию “Раундап” (варианты высадки на континенте) только в том случае, если Германия “покажет явственные признаки коллапса”. Черчилль с триумфом заметил по этому поводу, что “адмирал Кью и я достигли полного согласия между собой”. В своем дневнике главный военный советник Рузвельта адмирал Леги записал, что англичане действуют в своем обычном ключе,”для них контроль над Средиземноморьем важнее результатов войны”.