Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

Поскольку законность вела именно к такому финалу, единственное реальное сопротивление происходило в других местах. Моммзен подчеркивал, что «сопротивление нельзя оценивать по критериям его видимого успеха», и критиковал тех людей в недавно объединенной Германии, которые отказывались признавать реальность коммунистического сопротивления в годы войны:

Несправедливо сбрасывать со счетов коммунистическое сопротивление по той причине, что его участники боролись за «тоталитаризм», аналогичный нацизму. Они боролись с нацистским злом и жертвовали собой ради своего дела с не меньшим мужеством, чем другие движения немецкого сопротивления. Мы должны рассматривать различные формы и направления, которые принимало сопротивление, в их совокупности как отражение существовавших в немецком обществе политических альтернатив национал-социализму{157}.

Требуется как-то объяснить, почему в германской армии не было мятежей среди рядового состава даже после серии поражений, начавшихся со Сталинграда в 1943 г. Восточный фронт должен был представлять собой самое очевидное место для восстания. Дело в том, что немецким солдатам очень крепко вбили в голову мифологию расового господства. Жестокости, совершавшиеся в Советском Союзе вермахтом, были сравнимы с поведением СС и направлены как против евреев, так и против славян. Убийства советских военнопленных, массовые изнасилования и варварство оккупантов надежно засвидетельствованы многими документами. В своих репортажах из зоны боевых действий Василий Гроссман не пытался приукрашивать то, что он там видел. Он писал о том, что немцы обращаются с крестьянами и прочими советскими гражданами так, как если бы те были животными.

Солдаты, которые думали и вели себя подобным образом, не могли взбунтоваться, сдаться в плен или перейти на сторону врага. Избавиться от Гитлера хотели высшие слои офицерского корпуса, состоявшего преимущественно из аристократов и сторонников консервативных взглядов. Его терпели, пока он захватывал Чехословакию, Польшу и Францию, – но Сталинград и Курск? Они понимали, что не смогут выиграть войну, а раз так, то, чтобы спасти Германию, единственным решением было заключить сепаратный мир с Соединенными Штатами и Великобританией.

К 1944 г. было уже слишком поздно. Ни Рузвельт, ни Черчилль не станут обсуждать сепаратную сделку, и это ясно дали понять немцам в ответ на их прощупывания почвы. Еще в 1941 г., а затем в 1943-м глава абвера адмирал Вильгельм Канарис предпринимал попытки добиться сепаратного мира между Германией и Великобританией. Он и сэр Стюарт Мензис, начальник службы МИ-6, знаменитый «C.», разделяли глубокую враждебность к коммунизму и, несомненно, надеялись, что еще не поздно объединить фашизм и демократию против Советского Союза. Косвенные данные позволяют предположить, что у них состоялась личная встреча на безопасной территории – во франкистской Испании. Однако их усилия были сведены на нет Кимом Филби, советским агентом, внедренным в британскую разведку. Говорят, что Филби парализовал документооборот. Какими бы ни были намерения Мензиса, нет никаких свидетельств, что Черчилль и его кабинет войны, а также верховное командование британской армии выступали за капитуляцию.

Германское верховное командование иногда было склонно принимать желаемое за действительное. Эти люди много говорили и ничего не делали. В 1943 г., например, группа старших офицеров предлагала устроить покушение во время посещения Гитлером Восточного фронта, когда он встретится со своими генералами за обедом. Это обсуждалось совершенно серьезно, а фельдмаршала Гюнтера фон Клюге даже предупредили заранее, чтобы он не оказался на линии огня. Он высказал возражения против некоторых деталей плана, сказав, что «неприлично стрелять в человека за обедом», и подчеркнув, что могут быть потери среди «старших офицеров [включая его самого], которым придется при всем этом присутствовать и которые совершенно незаменимы, если мы собираемся удерживать фронт». Он с пассивным сочувствием отнесся к попытке Штауффенберга в 1944 г., но после его неудачи застрелился сам. Лучше так, думал он, чем попасть в лапы гестапо.