Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

Милорды, сейчас я не собираюсь заходить далеко, а просто напомню вашим светлостям о следующем: все правление мистера Гастингса было одной сплошной системой угнетения, грабежа отдельных лиц, ограбления публики в целом, а также намеренным искажением всей системы английского правления – для того, чтобы наделить худших из туземцев всей властью, которая только может быть у любого правительства; чтобы ни в коем случае не достигнуть тех целей, к которым любое правительство, в общем, должно стремиться. Во имя палаты общин Англии в завершение своего обращения к вам я обвиняю во всех этих злодействах Уоррена Гастингса.

Милорды, что нам здесь нужно ради свершения акта государственного правосудия? Нам нужны потерпевшие, милорды? У вас есть потерпевшие в лице угнетенных принцев, погубленных женщин самого высокого ранга, разоренных провинций и опустошенных королевств.

Вам нужен обвиняемый, милорды? Когда еще столько беззаконий вменялось в вину одному человеку? Нет, милорды, вам не придется карать еще одного, подобного ему, преступника из Индии. Уоррен Гастингс не оставил в Индии таких средств, которые позволили бы прокормить еще одного подобного преступника.

Милорды, вам нужен обвинитель? Перед вами в качестве обвинителя вся палата общин Англии, и я полагаю, милорды, что солнце в своем благотворном вращении вокруг земли не созерцает более величественного зрелища, чем люди, отделенные от далекого народа материальными ограничениями и преградами природы, но связанные с нами узами социальной и моральной общности, – так что вся палата общин Англии скорбит, как о собственных, о тех унижениях и жестокостях, которые мы принесли всему народу Индии.

Нам нужен трибунал? Милорды, ни Античность, ни современный мир, ничто в рамках человеческого воображения не может предоставить нам пример такого трибунала, как этот. Мы без опасений вручаем интересы Индии и человечества в ваши руки. Поэтому я с полной уверенностью, действуя по поручению палаты общин,

обвиняю Уоррена Гастингса, эсквайра, в тяжких преступлениях и проступках.

Я обвиняю его от имени палаты общин Великобритании на собрании парламента, чье парламентское доверие он предал.

Я обвиняю его от имени всей палаты общин Великобритании, представляющей всю нацию, чье доверие он растоптал.

Я обвиняю его от имени народа Индии, чьи законы, права и свободы он разрушил, чью собственность он уничтожил, чью страну он опустошил и разграбил.

Я обвиняю его от имени и в силу тех вечных законов справедливости, которые он нарушил.

Я обвиняю его от имени самой человеческой природы, которую он жестоко оскорблял, уязвлял и угнетал, – людей обоих полов, любого возраста, ранга, положения и уровня благосостояния.

Милорды, в заключение от имени палаты общин и обретаясь среди парламентариев, я обращаюсь к уходящему и к наступающему поколениям, между которыми, будто звено в великой цепи вечного порядка, стоим мы. Мы призываем эту страну, мы призываем этот мир в свидетели, что палата общин не чуждалась никаких трудов, что мы не повинны ни в малейшем уклонении от исполнения долга, что мы не шли на компромисс с беззаконием, что мы не страшились ничьей вражды в той долгой войне, которую мы вели с преступлениями, с пороками, с непомерным богатством, с огромным и всемогущим влиянием восточного растления.

Милорды, провидению было угодно поместить нас в такое состояние, что мы ежечасно чувствуем себя на пороге неких великих перемен. Есть только одно, только одна вещь, которая противится любым переменам; та, которая существовала до начала мира и переживет саму ткань этого мира, – я имею в виду правосудие, то правосудие, которое имеет своим началом божественную Искру, которое заключено в груди каждого из нас, дано нам как поводырь для нас самих и для окружающих и которое после того, как этот земной шар сгорит дотла, выступит нашим защитником или нашим обвинителем перед великим Судьей, когда Он явится и призовет нас к ответу за все, что было в течение прожитой нами жизни.

Милорды, палата общин разделит с вашими светлостями любую участь; нет такой угрозы, с которой вы можете столкнуться и в которой мы не стояли бы рядом с вами, и буде случится так, что мы подвергнемся какому-либо из тех страшных изменений, которые мы наблюдали, – буде выйдет так, что ваши милости, лишенные всех принятых в человеческом обществе отличий, окажутся схвачены грубыми и столь же жестокими руками и поведены на эшафот и к машинам убийства, на которых великие короли и прославленные королевы проливали свою кровь, в обществе прелатов, в обществе дворян, в обществе магистратов, поддерживавших их трон, – пусть в этот момент вы ощутите то же утешение, которое, я убежден, ощущали они в самые страшные мгновения своей ужасной агонии!

Милорды, если вам суждено пасть, то да падете вы именно так! Но если вы устоите, а я верю, что вы устоите – вместе с судьбой этой древней монархии, вместе с древними законами и вольностями этого великого и славного королевства, – пусть вы будете столь же безупречны в чести, как и во власти; пусть вы будете не заменой благодетели, а украшением благодетели, стражами благодетели, да пребудете вы долго, и пусть долго пребудет страх тиранов, да пребудете вы убежищем страждущих наций, да пребудете вы священным храмом, где во веки веков воцарится нерушимая справедливость!