По словам Сегева, идеолог сионистского рабочего движения Берт Кацнельсон сумел заложить фундамент организации, которая со временем превратится в «Гистадрут» – Всеобщую федерацию рабочих – и обеспечит Бен-Гуриона той базой, на которой в результате слияния трех крохотных рабочих групп возникнет политическая партия «Ахдут ха-Авода» (предшественница МАПАЙ, Партии рабочих Земли Израильской). Благодаря его усилиям на выборах 1920 г. в квазипарламентскую еврейскую Ассамблею представителей партия одержала победу, получив значительное количество мест – 70 из 314. Основы израильского апартеида были заложены в межвоенные годы. «Гистадрут» не принимал в свои ряды арабских рабочих. Кибуцы были только для евреев. С точки зрения Бен-Гуриона, сегрегация, основывающаяся на этнической принадлежности и идеологических убеждениях, которые способствовали ликвидации границ между классами, была необходимым условием для создания сионистского государства.
Ключевыми активами Бен-Гуриона были его неутомимая энергия и одержимость мелкими деталями, помогавшие накапливать данные по каждому избирателю, «как диктаторы стремятся замкнуть все управление на себе, а коллекционеры впадают в наркотическую зависимость от своей коллекции». В качестве секретаря партии он превратился в «самого могущественного человека в аппарате». Взяв на вооружение идею Менахема Усышкина[193]
о «диктатуре сионистского пролетариата», Бен-Гурион стал руководить «Гистадрутом» не столько как рабочим объединением, сколько как протоправительством готового вот-вот состояться государства: единая бюрократия, отвечающая за рабочие места, здравоохранение, образование и вооруженная оборона поселений («Хагана») в тесной координации с Департаментом общественных работ.Если «Гистадрут» и стал личной вотчиной Бен-Гуриона, то, как показывает Сегев, это произошло прежде всего потому, что никто другой не работал с таким напряжением. Он часто совершал визиты на предприятия и стройки, разговаривал с рабочими, с маниакальной тщательностью отмечая в своих маленьких блокнотах все, что они ему сообщали. По словам одного прораба из Хайфы, «для них он сам был воплощением "Гистадрута"». Обретя наконец мощную базу поддержки, с помощью которой он мог бы переиграть своих соперников, обладавших бо́льшим обаянием и связями, таких как Вейцман и Жаботинский, он нашел своих главных врагов на левом фланге: ветеранов «Ха-Шомера» травили как коммунистов, а Рабочий батальон Трумпельдора обвиняли в большевистских тенденциях[194]
.На этом фоне Бен-Гурион предпринял попытку добиться лидерства в Еврейском агентстве – международном исполнительном органе, учрежденном на сионистском конгрессе в 1929 г. под председательством Вейцмана. Сегев дает захватывающее описание победоносной кампании Бен-Гуриона за место лидера в 1933 г., которая включала «пристальное отслеживание всего, что делается в сотах того политического улья, который он стремился взять под контроль», а также бесконечные разъезды по Польше (в его списке значилось 800 населенных пунктов) для вербовки новых членов, голоса которых должны были обеспечить «победу рабочих ради спасения сионизма» от ревизионистов Жаботинского.
Оставаясь главой «Гистадрута», Бен-Гурион принял на себя руководство иерусалимским отделением Еврейского агентства, став фактически теневым премьер-министром. Он немедленно ухватился за британское предложение 1936 г. о разделе, составив список арабских деревень, находившихся в еврейской зоне, и указав численность проживающего в них населения. После Герцля обмены населением стали дежурной частью сионистской стратегии, хотя Бен-Гурион признавал «ужасные трудности, встающие перед внешней силой, которая пытается выкорчевать несколько сотен тысяч арабов из деревень, где они жили на протяжении сотен лет».
Сегев дает леденящее душу описание того, с какой беспощадностью Бен-Гурион подходил к операциям по спасению европейских евреев во время войны: «Я предпочел бы перевезти половину детей для спасения в Палестину, чем всех их в Англию». Сионистское предприятие было важнее, чем любая еврейская община в диаспоре. «Преследования в каждой отдельной стране затрагивают евреев только этой страны. А то, что происходит здесь, бьет в самое сердце нации» – таков был его ответ на первые сообщения о систематическом истреблении евреев. Сам Бен-Гурион большую часть военного времени провел в Лондоне либо занимался сбором средств в Соединенных Штатах и выяснял отношения с Вейцманом в Нью-Йорке, взбешенный отказом своего партнера представить его Рузвельту. Возможно, с оттенком снобизма Вейцман называл его «морально неполноценным» и «напоминающим карликового диктатора»: «Нет ничего опаснее маленького человека, пестующего свои обиды».