Притом что политические отзвуки прошедшей войны поспособствовали дипломатическим кампаниям сионистского движения, не имеется достаточных оснований утверждать, что государство Израиль было основано как результат холокоста. Как доказывает Сегев, это было империалистическое предприятие: «англичане сыграли гораздо более важную роль», еще до войны руководя выстраиванием прочной политической, экономической и военной инфраструктуры под будущее государство. На самом деле, как утверждает Сегев, после войны Бен-Гурион пытался убедить британцев продлить мандат, не смущаясь тем, что работать придется при яростном антисемите Эрнесте Бевине, – и все это для того, чтобы выгадать время для превращения «Хаганы» в силу, способную воевать с арабскими государствами.
То, как он руководил «войной за независимость», подчинялось стратегическому императиву «максимум территории, минимум арабов». Он принял план Специального комитета ООН по Палестине от 1947 г., предусматривавший раздел страны (на условиях в два раза более щедрых, чем предложение Пиля, которое подтолкнуло арабов к восстанию), посчитав это тактическим шагом вперед, но в то же самое время приказал командирам «Хаганы» готовиться к войне и усвоить политику «наступательной обороны». Иными словами, он с самого начала планировал превентивное нападение на палестинские деревни с последующим их захватом или уничтожением, а также изгнание их жителей. «Не было необходимости отдавать явный приказ» – сам «дух послания», переданного Бен-Гурионом как главнокомандующим, был достаточно ясен сам по себе.
В случае плана «Далет» официальные письменные приказы составлялись Игаэлем Ядином в соответствии с общим указанием Бен-Гуриона, подразумевавшим разрушение и ликвидацию деревень и изгнание палестинского населения за границы еврейского государства. Командиры «Хаганы» на местах могли принимать решения, как поступить с той или иной деревней – «захватить, зачистить или уничтожить», а показательные зверства, такие как в Дейр-Ясине[195]
, сопровождались «кампанией шепота», распространявшей еще более страшные слухи и помогавшей тем самым ускорить бегство населения.Сегев подчеркивает узко политический подход Бен-Гуриона при назначении командиров из МАПАЙ и снятии со своего поста более левого Галили в мае 1948 г., в самый разгар войны (что опять же, хотя Сегев и не говорит об этом, напоминает сталинскую чистку в миниатюре – в процессе борьбы Бен-Гуриона с левыми из МАПАМ), что повлекло за собой так называемый Мятеж генералов. Одностороннее провозглашение Бен-Гурионом независимости 14 мая 1948 г. – вопреки призыву администрации Трумэна к трехмесячному перемирию – было призвано не только заблокировать возвращение арабов, но и восстановить его собственный политический престиж, которому нанесли урон неудачи «Хаганы» и то, как генералы взяли над ним верх. Офицеры горько жаловались на плохое понимание им военной стратегии, в особенности на его одержимость захватом хорошо укрепленной арабской позиции в Латруне ценой гибели нескольких сотен бойцов «Хаганы» и на развязывание им вендетты против левых лидеров и армейских офицеров в разгар войны.
Бен-Гурион пребывал в «абсолютном спокойствии» при мысли о том, что за независимость Израиля придется заплатить вытеснением от 500 тысяч до 750 тысяч палестинцев с их земель. Он отрицал, что их принудили бежать, заявляя, что те, кто уехал, уехали еще при правлении англичан. На самом деле половина уехала уже после провозглашения независимости. Бен-Гурион заявлял, что это были «не беженцы, а враги», не без злорадства уточняя, что, «возможно, были случаи, когда их чуть-чуть подталкивали к бегству, но в основе своей это действительно был необъяснимый феномен… продемонстрировавший, что арабское национальное движение основывалось не на позитивных идеях, а исключительно на религиозной ненависти, ксенофобии и амбициях лидеров». «История показала, кто по-настоящему связан с этой страной, а для кого она не более чем излишняя роскошь, от которой можно легко избавиться».