Читаем Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления полностью

Тойбин упоминает, что зверства происходили и с «нашей стороны». Это правда, и точно так же дела обстоят в большинстве национально-освободительных восстаний и войн. Еще не было случая, чтобы уродливая оккупация породила симпатичное во всех отношениях сопротивление, а «благообразная оккупация» – это оксюморон.

Через пять месяцев после битвы при Винегар-хилл борьба была проиграна. Отказавшись искать убежища во Франции, Вольф Тон во время стычки на море попал в плен. Его притащили в Дублин, где предали военно-полевому суду, и он умер при странных обстоятельствах накануне казни. Его похоронили на тюремном кладбище. По сей день ирландское республиканское движение отдает дань памяти его наследию, устраивая на кладбище собрания в день его рождения.

После поражения вооруженного восстания и насильственного включения Ирландии в Соединенное Королевство в 1801 г. сопротивление во второй половине века сосредоточилось на парламентской борьбе за гомруль. Преемником Вольфа Тона на этом поприще стал Чарльз Стюарт Парнелл. Тоже протестант, Парнелл в качестве лидера Ирландской парламентской партии в Вестминстере стал известен как «некоронованный король Ирландии». Он не шел ни на какие компромиссы, когда дело касалось ирландской свободы, и был готов на все, чтобы только избавиться от колонизаторов. На протяжении нескольких десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, обе стороны конфликта считались с возможностью нового восстания.

Таковы были обстоятельства, на фоне которых Гладстон и его ближний круг настойчиво пытались протолкнуть билль об ирландском гомруле через парламент. Парнелл не питал особых иллюзий относительно Гладстона или кого бы то ни было еще из английских политиков, но при этом не видел на горизонте никакой другой силы, которая могла бы обеспечить гомруль. Джеймс Джойс назвал Парнелла «новым Моисеем», который «вел буйный, непостоянный народ из обители позора к границам земли обетованной». Но граница может быть опасным местом. Британский истеблишмент и его агенты, вновь взяв в союзники католическую церковь, составили заговор с целью свержения Парнелла.

Эссе Джойса «Тень Парнелла» (The Shade of Parnell), написанное в 1912 г. для одной итальянской газеты, превосходит работы большинства историков своей интеллектуальной остротой. «Влияние, которое Парнелл оказал на ирландский народ, не поддается критическому анализу», – писал Джойс и продолжал:

У него был дефект речи и хрупкое телосложение, он был незнаком с историей своей страны, его краткие и отрывистые речи не выглядели образцом ораторского искусства, поэзии или юмора, его холодная и формальная манера держаться отталкивала от него его собственных коллег, он был протестантом, выходцем из аристократической семьи и вдобавок ко всему говорил с явным английским акцентом… Ликование и гнев толпы, оскорбления и похвала в прессе, обвинения и оправдания из уст британских министров никогда не нарушали меланхоличной безмятежности его характера.

Британское государство, разгневанное высокомерием Парнелла, его непоколебимой откровенностью и его успехом в парламенте, попыталось дискредитировать его, представив замешанным в деле об убийстве с помощью подложного письма, которое было предано огласке. Королевская комиссия, созванная для расследования обвинений, признала его невиновным. Автор фальшивого письма по имени Пиггот покончил жизнь самоубийством в Мадриде. Джойс описывает возвращение Парнелла после всех этих перипетий в зал заседаний: «Депутаты палаты общин, вне зависимости от партии, приветствовали появление Парнелла овацией, которая остается беспрецедентной в летописях британского парламента». Джойс спрашивает: «Нужно ли говорить, что Парнелл не отреагировал на овацию ни улыбкой, ни поклоном или каким-нибудь жестом, а просто прошел между кресел на свое место и сел?» Вероятно, Гладстон вспоминал именно этот инцидент, когда назвал ирландского лидера «интеллектуальным феноменом».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное