Отношения между Уитни и ее матерью озадачивали меня, потому что в корне отличались от наших. Уит получила ту летнюю работу, на которой мы познакомились, только потому, что ее мать посчитала, будто ей нужно «научиться ответственности». И, в отличие от своего брата Майкла, который тоже был консультантом в то лето, она действительно проявила ответственность. Тогда как коллеги Майкла просто покрывали его, вписывая дополнительные часы.
Не припомню, чтобы Майкла наказывали за то, что он не смог довести дело до конца, а Уитни всегда была под пристальным надзором. Она рассказала, что мать Сисси умерла, когда та была еще совсем девочкой; она ушла из средней школы в Саут-Сайде на втором курсе и в восемнадцать лет пережила смерть отца. Интересно, она никогда не давала Уитни передышки именно потому, что не получила ее сама?
Когда Уитни была маленькой, хорошая подруга Сисси «тетя Бэй» присматривала за ними, если та уезжала на гастроли, так что Уитни дружила с детьми тети Бэй, но у нее не было школьных товарищей. Ее жизнь строилась вокруг церкви, хоровых репетиций и сеансов звукозаписи.
Уитни хотела пойти в Cicely L. Tyson Community School of Performing and Fine Arts, государственный вуз в Ист-Орандже. Она пыталась найти себя и своих людей. Но ее мать сказала, что тамошним девочкам она не понравится и они будут ревновать.
В Mount St. Dominic учились преимущественно белые. Однажды она ночевала у одноклассницы. Отец девочки пришел домой, увидел ее и сказал: «Что эта нигерша делает в моем доме?» Острая боль от этого уродливого слова заставила Уитни тут же позвонить матери, чтобы та забрала ее домой. На протяжении всех школьных лет расовые разногласия оставались неизменными. Перед выпускным одна из одноклассниц попросила Уитни спеть на ее свадьбе. Она обрадовались, но родители девочки не допустили этого, потому что Уитни была черной.
Ее дедушка Джон Рассел Хьюстон – старший, скончавшийся за пять лет до нашей с Уитни встречи, тоже не проявлял особой любви к своей внучке. Зато обожал детей своего второго сына Генри.
– Однажды я играла в парке со своими двоюродными братьями и сестрами. Потом за нами пришел дедушка и сказал, что перед отъездом домой собирается угостить нас мороженым, – рассказывала Уитни. – Но взял с собой только их и намеренно оставил меня одну. Вернувшись домой, я расплакалась и рассказала все отцу. Они так поссорились, что отец пригрозил убить его, – продолжала Нип. – Я была всего лишь ребенком и не понимала, за что он так со мной.
– А теперь понимаешь? – спросила я.
– Конечно. У меня кожа была темнее, чем у других детей, а волосы короче.
– Какого же цвета была
– Он мог сойти за белого, – ответила Нип. – И никогда не любил меня. Подлый говнюк.
Ниппи не могла дождаться окончания школы и делала все возможное, чтобы как-то дотянуть. Единственными уроками, о которых она рассказывала, были уроки религии сестры Донны Марии, ей нравилось с ней спорить. Уитни, твердо укоренившаяся в своих баптистских убеждениях, всегда напрямую общалась с Богом и испытывала отвращение к исповеди. «С какой стати мне садиться и обсуждать свои проблемы с каким-то мужчиной за занавеской? – спрашивала она. – И какой в этом смысл?»
Честно говоря, я понятия не имею, как Уитни закончила школу. С одной стороны, она была совершенно не заинтересована в учебе, а с другой уже знала, куда идет. В те дни редко можно было увидеть чернокожую девушку на обложке журнала Seventeen, поэтому, когда в 1981 году Уитни разделила ее с молодой белой моделью, монахини стали называть ее «мисс Seventeen».
В школе она училась так, чтобы ее не выгнали, но никто не посмел бы сказать, что она ничего не добьется. Она уже приняла решение. И колледж точно не входил в ее планы. «Возвращение к учебе было бы моим худшим кошмаром», – говорила она.
Следуя традиции Mount St. Dominic, в первый год старшей школы Уитни выбрала в качестве «младшей сестры» ученицу средних классов Мишель Заки и должна была за ней присматривать. Она почти каждый день покупала ей ланч, дразнясь при этом: «Девочка моя, у тебя что, опять нет денег на обед?» Они стали подругами на всю жизнь.
Почти каждое утро, прежде чем Мишель и ее мать выходили из дома, чтобы забрать Уитни в школу, Мишель украдкой звонила – а Уитни отвечала хриплым шепотом, словно давно умерла для всего мира.
– Ты что, все еще в постели? – восклицала Мишель. – Мы будем у тебя через десять минут.
Сисси никогда не собирала Уитни в школу, и много лет спустя Мишель рассказывала, что ее мать делала вид, будто ничего не замечает, но на самом деле сочувствовала Уитни. Более того, ее злило, что в тех редких случаях, когда подходила очередь Сисси отвозить девочек в школу, они всегда опаздывали.