Семейные проблемы не выходили у меня из головы, и к весеннему семестру третьего курса колледжа у меня начались проблемы с социологией. Мы изучали преступность среди несовершеннолетних, аресты за наркотики и мелкие правонарушения, и профессор заявила, что существует корреляция между неполными семьями и подростковой преступностью. Я была не особенно с ней близка, а это был очень интимный курс – всего на дюжину студентов. По ее словам, если вам не повезло родиться или воспитываться в семье с двумя родителями – то есть в «нормальной», – то вас сразу заносят в зону риска. Мне это казалось несправедливым по отношению к тем из нас, кто не вписывался в «норму». Я знала детей из полных семей, из которых не вышло ничего хорошего, и детей, выросших с одним родителем, которые отлично справлялись с жизнью. Поэтому я всегда ощетинивалась на подобные заявления и пыталась оспорить их на семинарах.
«Я была там, – говорила я. – Я была в школе для белых и знаю, к чему у них есть доступ». Уитни говорила, что в одном только Mount St. Dominic наркотиков больше, чем во всем Ист-Орандже. У этих девочек были деньги на наркотики и на все остальное, что бы они ни выбрали.
Когда речь не шла о наркотиках, то говорили о домах в бедных кварталах, и здесь я тоже проявляла юношеский максимализм. Профессор говорила: «Это статистика». Я отвечала: «Откуда они берут эту статистику? Явно считают не в моем районе». Мама всегда говорила, что я могу быть кем угодно и делать что угодно, и никто не сможет мне помешать, кроме меня самой. И тут же, на одном дыхании, добавляла: «Не глупи, это мир белых мужчин, будь внимательнее».
Я не могу объяснить, почему вообще решилась вредить своему телу. Любой, кто был знаком со мной со школьной скамьи или по годам учебы в колледже, знал, что я не балуюсь наркотиками. Наверное, в те первые дни я была так увлечена Уитни, что просто плыла по течению. Мы понимали, что употребление наркотиков – не то, что должно войти в привычку, но, должно быть, убедили себя, что это ненадолго и мы сможем вовремя остановиться.
Когда Уит хотела поговорить, то говорила много и быстро. А если я была под кайфом, у меня просто лопалась от этого голова. Мы начинали с игры в «Уно» или в карты и могли продолжать партию бесконечно, потом часами говорили о музыке и Священном писании, и вскоре я чуть не плакала от отчаяния, потому что Уитни никак не могла заткнуться.
Я продолжала изучать Библию самостоятельно, зная, что в жизни должно быть нечто большее, чем то, что я видела до сих пор. Меня поражало, что, каким бы удивительным ни казалось сотворение человеческой жизни, ей рано или поздно приходил конец. Это путешествие с конечным пунктом – поэтому им стоит наслаждаться, но не слишком привязываться к людям и предметам, которые попадаются тебе на пути.
Поначалу я получала удовольствие от пары дорожек, но затем стала страдать от похмелья. Я терпеть его не могла. Чувствовала себя вампиром, избегающим людей и дневного света. На то, чтобы полностью отойти, требовалось несколько дней, в течение которых я как будто усыхала, никак не могла напиться, бесконтрольно моргала, меня мучила бессонница, а на носу образовывалась корочка.
Мы понимали, что то, что раньше казалось нам лишь мечтой о шоу-бизнесе, постепенно становилось реальностью, и решили не брать с собой наркотики – но все еще не были готовы полностью от них отказаться.
Я считала, что все под контролем, пока не выяснилось обратное. Однажды мама сказала, что мое лицо приобретает дьявольскую форму. Очевидно, я сильно похудела и люди начинали это замечать.
Я закончила свой второй год в Monmouth и приехала домой на лето. Там я узнала, что Нип собирается на выпускной бал с другом семьи по имени Ричи. Хорошеньким другом семьи.
– Не беспокойся о Ричи, он гей, – сказала Уитни.
В день выпускного Сисси сияла и не могла насмотреться на дочь, называя ее «моей принцессой». Тот день мы провели вместе, и я задержалась на некоторое время, глядя, как она собирается. Она была прелестна в своем лилово-белом платье из двух частей, до пола, с пышными короткими рукавами и длинным поясом, повязанным вокруг талии бантом.
Уитни ездила на съемки аж в Санто-Доминго. Она подумала, что мы могли бы проводить больше времени вместе, если бы обе были моделями, и отвела меня к своему агенту. Та сказала, что может организовать мне показ в Африке. Это было гораздо дальше, чем Доминиканская Республика, так что моя модельная карьера зашла в тупик, даже не начавшись.
В любом случае, мне гораздо больше нравилось в Нью-Йорке. Поскольку у Нип все еще не было прав, я возила ее на кастинги, в Sweetwater и любые другие места, куда ей было нужно. После концертов в Sweetwater за кулисами всегда появлялись люди: Лютер Вандросс, Филлис Хайман, другие представители индустрии. Обычно я просто сидела в сторонке и смотрела, как они общаются.