Уитни Хьюстон. История великой певицы глазами ее близкой подруги

Поцелуи в щеку и другие знаки заботы и внимания, которые я оказывала маме, сильно отличались от того, как я заботилась о брате. Но Марти справлялся со своей болезнью иначе. Он был очень близок с моей кузиной Гейл: их отношения были лучше наших. Но несмотря на это, Марти никогда не говорил ей, что болен.

В начале девяностых СПИД был тяжелым бременем для гомосексуалов и бисексуалов. Эта болезнь была для них клеймом, и многие в обществе считали, что они получили ее по заслугам. У многих также складывалось впечатление, будто этой болезни подвержены только они, что было неправдой. Безалаберно реагируя на рост заболеваемости, страна будто наказывала их за выдуманные прегрешения.

Поскольку все фокусировались на мужчинах, прошло какое-то время, прежде чем люди осознали, что однополый секс – не единственный способ заразиться СПИДом. Доказательством тому была моя мама. Женщины получали вирус от мужчин, которых считали натуралами. А поскольку ВИЧ/СПИД считался болезнью гомосексуалов, исследования проводились исключительно на мужчинах и их реакции на различные виды лечения. Никто не думал о женском теле, которое тоже реагирует на препараты по-своему.

Однажды, когда я вернулась домой, обнаружила, что брат ужасно расстроен, потому что мама не захотела рассказывать ему, как она заразилась. Вместо того чтобы поделиться своей историей, она спросила, почему он так долго ничего нам не рассказывал. «Я не хотел быть обузой», – ответил Марти.

Для меня вопрос «откуда?» не имел особого значения. Они оба были больны, и я хотела только одного: чтобы они выжили.

Иногда мне казалась, что на нашей семье лежит проклятье. Какое-то время я вообще ни с кем не спала. Я не хотела, чтобы меня трогали, бегала к врачу после каждого поцелуя. Сходила с ума. Как-то, когда я в очередной раз пришла в кабинет, чтобы сделать тест на ВИЧ, врач сказал, что мне стоит с кем-то об этом поговорить. «Вы в порядке, Робин. То, что случилось с вашими братом и матерью – ужасно, но вирус так не работает. Вы здоровы».

Я разрывалась между тем, что происходило с моей семьей, Уитни и работой, но обсуждать это с психотерапевтом была не готова. Мне казалось, я не смогу раскрыться перед незнакомцем. Я привыкла ни с кем не обсуждать Уитни, но мне казалось, что, не рассказав о ней, я не смогу рассказать о себе. Так что я продолжала держать рот на замке.

Тем летом мы с Марти решили посмотреть Angels in America, о которых болтали на каждом углу. Я купила нам билеты. Мы обожали театр и смотрели в детстве Gypsy, Funny Girl, Summer Stock и другие классические мюзиклы и фильмы по телевизору.

В тот вечер он чувствовал себя неважно, но мы надеялись, что все обойдется. К сожалению, он начал так сильно кашлять, что нам пришлось уйти посреди второго акта. Я велела водителю ехать домой, но у въезда в туннель Линкольна Марти объявил, что не хочет дышать его выхлопными газами. «Ну и что теперь, – бессердечно ответила я. – Задержи дыхание. Не разворачиваться же».

Я редко была терпима к людям. Мама часто говорила: «Тебе никогда не стать учителем», потому что у меня ни на что не хватало терпения. Уитни добавляла, что я гораздо более снисходительна к незнакомцам, чем к близким. Оглядываясь назад, я жалею, что не испытывала должной эмпатии. Думаю, я решила отстраниться от всего этого – как и Марти. Мы использовали один и тот же метод самозащиты.

Я жила с братом и заботилась о нем, как могла, но он все еще многое от меня скрывал. Его жизнь всегда была тихой и уединенной по целому ряду причин. Одна из них – то, как общество обращается с мужчинами-гомосексуалами, особенно черными. В Северной Каролине Марти вел совсем другой образ жизни. Он охотился на натуралов. Они с друзьями называли это «пойти торговаться». По словам его соседей по комнате, Марти возвращался домой в одно и то же время в своей униформе и шел прямо в ванную. Оттуда он выходил в экстремально коротких шортах, которые они называли «помпонами», и майке, с окрашенными краской Miss Clairol темно-каштановыми волосами, изогнутыми бровями и подстриженными усами. У него были красивые ноги. У него была машина, но вождению он всегда предпочитал фланирование в своих «помпонах» по улицам.

Марти был тщеславен и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его не в лучшей форме. Однажды вечером он разговаривал по телефону с другом Полом, и я услышала, как он плачет. Пол отказался его навещать. Не знаю, в чем было дело, потому что он никогда не делился со мной подробностями, но это был единственный раз, когда я видела, как он проявляет хоть какие-то эмоции. Я никогда до него не докапывалась. Если бы он хотел, то рассказал бы обо всем сам.

В то лето Марти решил, что хочет поговорить с отцом.

Визит быстро пошел не в том направлении, на которое он рассчитывал, и Марти позвонил маме. Как только она подъехала, он запрыгнул в машину, весь дрожа. «Просто вытащи меня отсюда. Он отвратителен».