Уитни Хьюстон. История великой певицы глазами ее близкой подруги

Мы поехали в Нью-Йорк на съемки журнала Vibe, где артисты снимались вместе со своими протеже. Едва я взглянула на Уитни, как тут же поняла, что она похудела больше обычного. Не помню, была ли у нее в тот день еще одна встреча, но она спешила, так что у нас не было возможности поговорить. Когда съемки закончились, мы обнялись, и она попросила меня заскочить к ней в гости.

Ведущий сингл Sunday, I Know, был выпущен в 2000 году, достигнув 32-го места в чартах R&B и 98-го места в топ-100 по версии Billboard. Но Capitol так и не выпустил альбом, отложив его в долгий ящик. А ведь мы были так близки.

Когда мама нас покинула, стало очевидно, что Бина психически больна. Первые признаки стали появляться, когда она начала заклеивать экраны телевизоров листами бумаги, уверенная в том, что правительство за нами следит. Она была замужем, и ее муж, Мел, однажды позвонил и сказал, что дежурный офицер полиции Портового управления заметил Бину на обочине магистрали Нью-Джерси. Мы встретились в больнице, и Бине поставили диагноз «биполярное расстройство».

Позже я узнала, что биполярное расстройство передается по наследству, и в моей голове сложились кусочки пазла. Мама часто говорила о семейной предрасположенности к эмоциональной хрупкости, «слабине в неврологической системе». Младший из трех ее братьев, Роланд, провел несколько лет в армии, и этот опыт оказал на него огромное влияние. Дяде Роланду не нравилось, как с ним обращались белые руководители, и он постоянно ссорился с ними – отчасти из-за своей приверженности Nation of Islam[9], а отчасти из-за цвета своей кожи. В отместку за неподчинение командиры запирали его в небольшой контейнер, опускали в землю и оставляли там до тех пор, пока он не ломался. Вполне логично, что он называл этих людей «белыми дьяволами».

После демобилизации Роланд уже никогда не был прежним. Он много разговаривал сам с собой, а однажды зашел в мою комнату, прижал мои руки к бокам и попытался забраться сверху. Я закричала. Мама и брат прибежали ко мне на помощь. Мне было двенадцать. В конце концов мама договорилась оставить его с другими родственниками в Северном округе Ньюарка, и мы повезли его к ним. Роланд сидел на переднем сиденье, а я на заднем. Вдруг он крикнул: «Смотрите! Здание рушится!» Мама, не отрывая глаз от дороги, ответила: «Нет, Роланд, ничего там не рушится».

Многие другие близкие и дальние родственники моей мамы тоже страдали таким расстройством.

Бине поставили официальный диагноз в тридцать. Врач сказал, что потеря близкого человека значительно ухудшила ее состояние.

Одним из последних желаний мамы было, чтобы мы заботились друг о друге, поэтому я решила перевезти Бину к себе в Лос-Анджелес. Она родилась там в 1965 году и была единственным калифорнийским ребенком в нашей семье. Может быть, подумала я, вернувшись к ее корням, мы найдем ключ к тому, чтобы вернуть жизнь в прежнее русло. Прибыв на место, мы договорились, что она будет принимать лекарства и регулярно проходить медосмотры.

В апреле следующего года мне позвонили из Arista Records и сообщили о вакансии маркетолога в нью-йоркском офисе. Я ответила, что заинтересована в ней, и меня заверили, что компания скоро даст подробный ответ. Arista оплатила мне билет до Нью-Йорка и номер в отеле и пригласила на собеседование. Я встретилась с Л. А. Ридом. Он говорил об Ашере и некоторых других своих артистах, ставил разную музыку, треки от продюсеров, с которыми он планировал работать, в том числе The Neptune. Мне понравилось все, что он демонстрировал и рассказывал о проектах, над которыми мне предстоит работать. Имя Уитни ни разу не всплыло в разговоре.

После этого я полетела в Лос-Анджелес и вскоре вернулась обратно для очередной серии встреч, на этот раз с ключевыми руководителями поп-направления. Тогда я позвонила Уитни и сказала, что прохожу собеседование в Arista. Мне хотелось быть уверенной в том, что это все не ее рук дело. Когда я спросила, имеет ли она к этому какое-то отношение, она ответила: «Нет, это все ты». Все, с кем я встречалась, показались мне очень дружелюбными; люди были рады видеть меня. Оставалось ждать звонка из отдела кадров.

Однажды в мае, когда я убирала в квартире и слушала музыку, вдруг зазвонил телефон. Это была Донна Хьюстон. Мы не разговаривали с тех пор, как я уехала.

«Слушай, с тобой тут хочет поговорить адвокат Уитни. Он задаст пару вопросов, ладно?»

Мы с этим адвокатом были хорошо знакомы, поэтому я согласилась. Но следующее, что я помню, это как мне позвонил какой-то незнакомый тип.

«Как давно вы знаете Уитни? Вы работали на нее?» – спросил он. Я ответила на его вопросы, и он продолжил: «Как долго вы жили вместе? У вас когда-нибудь были сексуальные отношения?» У меня тут же возникло чувство, будто меня хотят подставить. Поэтому я перешла к обороне: «Слушайте, я не обязана вам ничего говорить. Не знаю, в чем тут дело, но мне не нравится, как вы со мной разговариваете. Если Уитни хочет что-то узнать, скажите ей, чтобы она перезвонила сама».