Уютная кондитерская в Париже

– В другой раз, – сказала Нина, вставая на ноги.

– Но ты меня дождись. Не устраивай здесь предварительных просмотров. Мне интересно знать, что тут еще есть.

– Эй, привет, мисс Да-это-же-свалка. Это все мусор.

– Мнение девушки может меняться, – сказала Мэдди. – Так тебе нужна помощь, чтобы стащить эту подставку для вазы вниз, или нет?

* * *

В конце концов им пришлось сделать несколько ходок, потому что Нина никак не хотела оставить наверху чашки, тарелки и чайники. Мраморную подставку для цветов им пришлось оставить в узком коридоре, чтобы забрать ее в другой день. Когда они спустились с лестницы в последний раз, каждая с коробкой в руках, Марсель посмотрел на Нину взглядом, не допускающим никаких иных толкований, кроме не-вздумай-оставить-все-это-здесь, а потому они прошли прямо на кухню и поставили свои находки в коробках под раковину.

– Неблагодарный, – пробормотала Нина. – Я думаю, он не заслуживает никаких цветов в зале. Он их не сможет оценить по-настоящему.

Нина очень обрадовалась, когда поняла, что ошиблась: она собралась унести цветы на кухню, но тут губы Марселя искривились в некоем подобии попытки изобразить улыбку.

– Можете поставить их вон там, – распорядился он, показывая на альков, куда каким-то волшебным образом, пока они были на кухне, переместилась мраморная подставка.

Глава четырнадцатая

– Себастьян, какой сюрприз! Как я рада тебя слышать! – Интересно, он мог почувствовать, что она сверлит его взглядом через телефон? – Наконец-то.

– Я тебе послал письмо по электронке.

Два слова в строке «тема», приложение на длиннющем листе и ни слова в окне для текста письма в счет не шли. Кроме этого, он никак не давал о себе знать почти неделю с того момента, как укатил на такси.

– Это у тебя называется письмо?

Сарказм был наилучшим способом скрыть ее разочарование от его молчания и попытаться заставить ее тело не реагировать с чрезмерным возбуждением на звук его голоса. Когда наконец ее сердце или какая-то ее часть, которая отвечает за глупость, – она не сомневалась в том, что это явно не зона ответственности ее мозга, – образумится и поймет, что этот корабль давно уплыл?!

– Очень забавно. Я был занят. Ты где?

– В твоей квартире.

Нина встала из-за стола, за которым поглощала поздний завтрак, и подошла к окну восхититься видом Эйфелевой башни. Каждый раз, когда она заходила в кухню, эта башня была ей желанным напоминанием о том, что приезд сюда был ее выбором, символом ее независимости, которая прошла долгий путь до наслаждения одиночеством ее тихого и неспешного завтрака. Никто в здравом уме не будет тосковать по организованному бедламу по утрам в доме Хадли, где наспех пьют крепчайший чай, где все толкаются, пытаются одеться и параллельно схватить тост, где упакованные ланчи сметаются со стола под звуки «радио два», где скворчит бекон на сковороде и раздаются крики «кто-нибудь видел мои ключи от машины/телефон/зарядку?».

Нина поняла, что Себастьян тоже замолк. Может быть, он представлял себе свою кухню и тосковал по чудному виду из окна?

– Ты чего-то хотел? – спросила она. Конечно, хотел, не звонил же он для того, чтобы просто поболтать по-дружески. Она ведь была его наемным работником, если уж говорить начистоту. Таков общий итог их отношений.

– Вообще-то говоря, хочу. Ты можешь завтра на занятия принести мои белые шефские курточки. Сахарная пудра на черном фоне не очень хорошо смотрится. – Нина позволила себе улыбнуться. Не тому виду, который открывался из окна. А черной футболке, которая довольно неплохо сидела на его груди и плечах. Кто бы сомневался – мускулы у него располагались там, где надо, а уродливые треники, которые должны были заблокировать всякие преступные мысли, постоянно соскальзывали, обнажая крепкий живот и пушок темных волос. Нет, серьезно, неужели он не мог наплевать на стереотипы красоты и продемонстрировать тенденцию к образованию некой пышнотелости в районе живота после двух недель лежания?

– О’кей. Где они лежат?

– Ммм… А знаешь, я не на все сто уверен. Они могут быть в нижнем ящике одного из комодов. А может быть, наверху в шкафу. А если не там, то в одной из коробок в кладовке. Я, вероятно, привез их во Францию, когда приехал сюда, но не могу вспомнить, куда положил.

– Ты их больше не носишь? – удивленно спросила Нина.

– Я слишком занят, чтобы часто заглядывать на кухню. А теперь скажи, к завтрашнему дню все готово?

– Нет, – сказала Нина, закатывая глаза, хотя он и не мог ее видеть.

– Что ты хочешь этим сказать – «нет»?

Голос Себастьяна зазвучал чуточку выше, и Нина сдержала озорную улыбку, позволив молчанию растянуться подольше.

– Да, конечно, все готово. – Неужели он и в самом деле считает, что она может намеренно подставить его? – Читать я умею, – сказала она, добавив нотку язвительности в свои слова, давая ему понять, что единственное письмо на электронную почту, полученное ею позавчера, возмутило ее больше, чем тот факт, что он не обменялся с ней ни словом после первого дня курсов.