Уходила юность в 41-й

развертываться. Но из-за ударов вражеской авиации боевые порядки в движении

нарушились. Их КВ серьезно повредило взрывом авиабомбы: заклинило башню.

Встречаясь на пути с противником, пришлось больше действовать пулеметами, а

когда надо было применить пушечный огонь, они маневрировали с помощью гусениц.

Вот наконец выбрались сюда и можно где-то поставить [52] танк на ремонт. Через реку

Стоход они переправились, отыскав брод. Думали: как-то посчастливится на Стыри,

которая шире и глубже? Но, слава богу, тут мост.

Капитан подошел к мосту, тщательно осмотрел сваи и настил. Старшина Дьяченко

тем временем на тихих оборотах выводил танк к переправе, и можно было легко

убедиться, как пострадала грозная машина: вмятины на броне, башня в глубоких

царапинах, в черной копоти.

Водитель выглянул из люка: «Мы прибыли». — «Веди!» — резко ответил капитан.

Звучно чавкая грязью и сверкая гусеничными траками, танк въехал на мост. Но едва

машина навалилась на настил, мост зашатался. Водитель резко затормозил. Гусеницы

закрутились на месте, перемалывая в труху старые доски.

Подскочила санитарная машина с красным крестом на бортах. В старом,

видавшем виды плаще, из-под которого выглядывал белый халат в бурых пятнах,

вышел из кабины врач. Сутулясь, подошел к капитану:

— Вы, очевидно, здесь старший? Мои машины на подходе. Госпиталь эвакуирую.

Едва спаслись. Налетели, как коршуны. Неужели к ним в руки опять? Очень прошу,

товарищ капитан, умоляю, пропустите!

— Дьяченко! Давай задний ход!

Тяжелая машина пятилась к нашему взгорью.

— Боезапас иссяк, горючее на исходе, — шагая по кромке берега, словно сам с

собою рассуждал капитан. — Башня, как у непутевого гуляки, — набекрень! Не танк, а

куча железа! Эх...

Он выругался, потом крикнул:

— За мной держи!

Танк попятился на берег, под кручей которого густым малиновым блеском

отсвечивала вода. Мотор вдруг взревел, машина дрогнула, рванулась вперед. Уже на

ходу водитель выбрался из люка и прыгнул на землю. А танк, грузно заваливаясь набок,

обрушил огромную земляную глыбу и вместе с ней тяжело ухнул в пучину. Высокий

фонтан искрящихся брызг долго оседал перед глазами.

Танкисты, сняв шлемы, стояли неподвижно, глядя, как внизу шипела и пенилась

вода. Капитан глухо вымолвил:

— Не обижайся и прощай, наш друг. Ты свое сделал, а нам еще воевать!

У моста стоял, виновато мигая глазами, врач. Он пропускал [53] свои машины с

ранеными. Протянул руку подошедшему капитану:

— Спасибо, герой. Узнал, что побитый на поле враг — ваших рук дело. И за это, и

за добрую душу спасибо!

Нахлобучив шлем на лоб, чтобы плотнее держалась повязка, капитан молча

шагнул на мост. Старшина поспешил за своим командиром.

2

Весь день сильными артналетами противник периодически беспокоил наши

боевые порядки. Не обошлось без потерь. У соседей, во второй батарее лейтенанта

Тараненко, тяжело ранило трех бойцов. Повинны были в том прежде всего они сами.

Поленились, а командиры не заставили глубже зарыться в землю. И вот их,

окровавленных, перевязанных, срочно отправили в тыл. Это для всех — наглядный

урок.

Под вечер к нам прибыл начальник разведки полка. Когда в нашем блиндаже

собрались командиры, он начал исподволь свой разговор. Дескать, каково

предназначение корпусной артиллерии? Да-да, контрбатарейная стрельба! Ну, а если

полк пока не располагает материальной частью? Точно, надо полагаться на гранаты —

карманную артиллерию. К ним немалое подкрепление — бутылки с горючей смесью.

Кто-то из командиров, не выдержав такой тянучки, спросил: «Нельзя ли

конкретнее, товарищ майор?» — «Конечно, можно, если вижу таких боевых и,

следовательно, нетерпеливых!» Он сообщил, что готовится поиск в тыл врага. Пойдут

три группы в разные места, но примерно на одинаковое расстояние. Должен получиться

своеобразный огневой налет. Одна из групп уничтожает артиллерийскую батарею, что

беспокоит нас своим огнем (ее засекли наши звукометристы). Другие цели — на

рокадной дороге, по которой замечено большое движение.

Майор показал на карте расположение батареи фашистов. Находилась она как раз

возле хутора, где накануне нас угощали яблоками. Мы с Погожиным переглянулись, и

он заявил майору: «Этот объект нам доверьте!»

Прежде чем разойтись, сверили часы. [54]

...Уже третий час наши плащ-палатки легко скользили по росной траве. Ночь хоть

в глаза коли — ничего не видно. Лишь впереди грохочет и полыхают зарницы, на

мгновение освещая окрестности. Одной из вспышек из темноты выхватило церковь.

— Вот откуда фашисты корректируют свои артналеты, — шепнул Козлихин. —

Только как пальнуть по божьей обители?

— Тс-с! — отвечаю ему. — Сворачивай вправо. До хутора шагов триста.

Знакомые старики встретили нас радушно. Хозяйка перекрестилась, глядя на

образок. Старик в ответ на наше предложение согласился, не задумываясь: «Проведу. А