Уходила юность в 41-й

троих. Выручили бойца сноровка и хватка сильного человека. Атаманчук метнул

«лимонку» в сторону гитлеровцев.

Услышав взрыв, Еременко сразу бросился на помощь товарищу. Вдвоем быстро

управились с фашистами. Двоим, что остались в живых, скрутили руки.

Возвращаясь, бронепоезд подходил к тому месту, где лазутчики замышляли свою

диверсию. Наблюдатели заметили неладное, поезд остановился. Задержанных связисты

[92] сдали команде, а сами поспешили назад — восстанавливать телефонную связь.

Атаманчук в изорванной гимнастерке, с кровоподтеками на лице, ликовал как

ребенок и, не умолкая, рассказывал окружавшим его бойцам:

— Я подкрался и тих гитлеряков за шиворот, да мордякой о мордяку. Один, было,

вырвался и — на менэ. Ну, думаю, хай буде свой век бездетным, и с размаха своей

кирзой ему пониже живота! Тут-то он и свернулся. Ну и отделенный как раз прибежал

— спасибо ему!

Утром еще одно событие порадовало нас: бронепоезд расправился наконец с

надоевшим всем нам «костылем». Было это так. Едва рассвело, как самолет вновь

появился над нашим расположением. Было заметно, что разведчик не интересовался

селением и нашими боевыми порядками. Видимо, уверившись, что в кустарниках и

рощицах нет бронепоезда, «костыль» летел совсем низко, чуть ли не касаясь макушек

деревьев.

Бронепоезд занял позицию на новом участке, в зарослях молодых березок.

Зенитчики поезда подпустили зазевавшегося фашиста метров на двести и ударили по

самолету в упор.

— Смотрите, смотрите! — послышались крики на нашем наблюдательном пункте.

— «Костыль»-то! Как не бывало!

Действительно, там, где он только что барражировал, теперь висело округлое

мутно-серое облачко, а по сторонам, кувыркаясь, падали на землю обломки самолета.

Ближе к полудню к нам на огневую позицию приехал командир бронепоезда —

капитан в легкой кожаной куртке. Он привез связисту Атаманчуку подарок —

небольшие настольные часы со светящимся циферблатом.

— Своих товарищей за сбитый самолет отметили, — сказал капитан. — И вашего

героя, как видите, не забыли. Получай, браток, заслуженное. Благодарим тебя за

выручку.

Огневики подшучивали над связистом: где, мол, Степан, пристроишь те часы?

Ведь у нас ни горницы, ни столов? Атаманчук держал красивые часы в своих дюжих

руках и молча улыбался.

Политрук Ерусланов высказал мысль: может, отпустить Атаманчука к семье на

часок-другой? Дом у связиста в здешних местах, в каких-то семи километрах отсюда.

[93] Это не расстояние, если помчаться на автомашине с таким лихим шофером, как

Семен Финьковский. Я согласился: пусть только вечер настанет.

Однако вечером поступил приказ отходить, и все пришло в движение. Огневики

нагружали прицепы, вытаскивали из окопов приготовленные к походу гаубицы. А

вскоре враг обрушил свои атаки на весь передний край нашей обороны. Огонь

артиллерийской канонады бушевал вокруг.

Наши связисты отправились снимать телефонные линии. Просачиваясь сквозь

арьергардное прикрытие, в тыл к нам устремились вражеские диверсанты и разведчики.

Связистам пришлось выдержать не одну схватку с фашистской агентурой, но они

благополучно вернулись нагруженными телефонно-кабельным снаряжением, и среди

них — Атаманчук, уставший и опечаленный: он покидал родные места. Не знал наш

связист, что через две недели он окажется в новом испытании. И схватка с врагами

станет для Степана роковой...

* * *

В ночь на 20 августа наши войска, оставляя Коростеньский укрепрайон, начали

отходить на северо-восток, к Днепру. Пятеро суток — без сна, без отдыха. Дни — в

укрытиях, под постоянным воздействием вражеской авиации, и ночи, взбудораженные

пожарищами и арьергардными боями. Справа от нас сражение шло с особой силой.

Противник старался во что бы то ни стало перерезать наши дороги на днепровское

левобережье.

Утром полк в районе Чернобыля переходил через Припять. Уже позади остался

утопающий в зелени городок. Тракторы с орудиями двигались по длинному

деревянному мосту. Впереди, пересекая заболоченное прибрежье, тянулась высокая

узкая дамба. Я со взводом управления вырвался вперед, чтобы заранее наметить на

левом берегу Припяти новое месторасположение наших батарей. Заметил, что Василий

Пожогин и Галя идут рядом с орудиями и тягачами и бойко о чем-то разговаривают.

Захотелось пошутить.

— Эгей! На свадьбу позвать не забудьте! — крикнул я, проезжая мимо.

Когда уже заканчивалась разведка местности, я увидел, как из-за леса на

небольшой высоте вынырнули два немецких самолета. Они приближались к переправе.

Отрывисто [94] захлопали наши зенитки. Фашисты успели бросить одну-единственную

бомбу. Как вскоре выяснилось, она нашла свою цель. Взорвалась, кромсая на дамбе

каменное покрытие.

Василий успел заслонить девушку своим телом. Осколки изрешетили парню весь

бок...

Он лежал в кузове. Машину часто встряхивало на ухабах, и Василий открывал