«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского

Вся сущность петровских реформ заключалась в насильственном привитии народной жизни иноземных начал. Но известно, что раскол в области религии отстаивал не что иное, как именно сохранность своего, чисто русскаго, протестуя против иноземщины. Власть в глазах народа выставила себя антинациональной, лишившись какой бы то ни было популярности. Систему Петра консервативный народ, за исключением малой горсти, совершенно отрицал. Сила энергии, ума на стороне Петра, за ним обаяние мощи уха, у народа – одна религия, худая ли хорошая, всё равно, но в ней привык он черпать всегда и бодрость и смелость.

Андерсон, стр. 114–115

* * *

Благодетельные законы России ограждают нас от всяких преследований за мнение наше о вере. Не взирая на это, мы сверх всякого ожидания встретили горькое преследование (…).

«Ограбление церкви и людей»

* * *

Так как путешествовать мне предстояло, может быть, и теперь еще предстоит по серебряным берегам Урала, где благочестивые уральцы, а особенно уралки, нашему брату [не] раскольнику воды напиться не дадут, то я и заготовил для трудного пути сей необходимый копченый продукт. Не знаю, чем восхищается в уральцах этот статистико-юмористик и вдобавок враль Небольсин? Грязнее, грубее этих закоренелых раскольников я ничего не знаю. Соседи их, степные дикари киргизы, тысячу раз общежительнее этих прямых потомков Сеньки Разина. А помянутый враль в восторге от их общежития и мнимого гостеприимства. Верно, ему пьяному в грязном погребке диктовал какой-нибудь Железнов статейку под названием «Уральские казаки», а он под веселую руку записал да и посвятил еще В. И. Далю. Бессовестны, вредны и подлы, наконец, такие списатели.

Шевченко Т. Г.

* * *

(…) пока уральцы на службе, все принадлежат к Церкви; как только чиновник получает отставку, сейчас обращается в раскол, чтобы приобрести популярность, которая ему тогда нужнее, чем милость начальства – популярность и слава сектатора дают ему вес и влияние в рядах оппозиции, ревниво охраняющей казачьи права и вольности.

Витевский, стр. 5

* * *

Он отказался выпить с нами чаю, – скромно и не объясняя причины (на Урале многие не пьют чаю, считая это грехом), но охотно взял яблоко, которое, впрочем, так и держал все время в руке (дело было еще до яблочного Спаса).

Короленко, V

* * *

Проклятов, как человек бывалый и обтертый, хоть и не решился бы есть из одной посуды с киргизом или калмыком, «с собачьей верой», но нашего брата не совсем чуждался, а признавал человеком, таки разве мало чем хуже себя. Поэтому он готов был есть с нами из одной чашки, пить из одного ковша (…) но хозяйка его была на этот счет других мыслей и старинных правил: за хлеб-соль она ни с кого и ни за что не взяла бы платы, потому что это смертный грех; но посуды своей она «скобленому рылу» не подала бы также ни за что, а полагала, что собаку, собачьей веры татарина и нашего брата-бритоусца можно кормить из одной общей посуды. Старик в этом не смел больно с нею спорить, а то бы она ему самому, как поганому, поставила щец на особицу, в черепке, как делывала каждый раз, когда муж приходил из походу, покуда не принял еще от своих очистительную молитву.

Даль

* * *

(…) в поездках моих по войску, я не нашёл в уральцах той нетерпимости и религиозной ненависти, которая вообще характеризует наши расколы. Не многие, разве, из числа отживших свой век или терпевшие в старые годы преследования за свои религиозные убеждения, смотрят недоброжелательно на так называемых ими никонианцев, большинство же не обнаруживает в отношении их, ни словом ни делом, враждебных чувств и сходится с ними несравненно легче, чем где либо. Женщины, впрочем, составляют и здесь главную опору раскола: оне несравненно изувернее мужчин, больше держатся старых обрядов и, пользуясь влиянием в семействах, стараются всеми силами поддержать старую веру. Странствующие раскольничьи попы, старцы и старицы, иночествующие в скитах находят в них постоянное сочувствие и поддержку.

Рябинин, стр. 281

* * *

Старина всегда была дорога и привлекательна для Уральского войска, потому что представление о старине напоминало ему золотой век казачества, казачьи вольности, свободу и народоправство. Совершавшееся на глазах казаков постепенное ограничение их прав и привилегий, отнятие у них автономии, порождали и закаляли в уральских казаках нетерпимость ко всякого рода новшествам: каждую новую меру, каждое распоряжение духовной и военно-гражданской власти уральцы встречали с недоверием, и, при первой возможности, старались противодействовать им.

Витевский, стр. 51

* * *