Привести в исполнение свой план она решила поближе к вечеру. К этому времени люди обычно устают, реакции замедляются, бдительность притупляется. Правда, и тянуть было опасно. Мало ли что может случиться за это время непредвиденного. К тому же следовало иметь в виду и то, о чем Варя ни на миг не забывала, — растущую, зреющую, размножающуюся в ее организме «палочку Зольникова». Скоро начнут проявляться признаки заболевания. Какие, Варя не знала. Что чувствовали перед смертью ее товарищи по несчастью — Сливков, Гримайло, Матвей Ромишевский? Это может начаться в любой момент, но пока ничего не происходило. Сколько будет длиться это «пока», Варя тоже не знала. Она прислушивалась к себе, все было нормально, но особо тянуть было нельзя. Ведь бабушка же сказала ей: «Не тяни!»
Для того чтобы сделать задуманное, ей надо было многое преодолеть в себе. Нет, даже не страх, а какие-то барьеры, границы, установленные неведомо кем — то ли ее собственной человеческой природой, то ли воспитанием. Ей надо было выйти за рамки самой себя — слабой, мягкой, нерешительной. Она сидела и вспоминала: были в ее жизни два случая, когда она смогла выйти за эти рамки.
Первый раз это случилось с ней, когда она училась в пятом классе. Во дворе школы она увидела троих старшеклассников, которые с криками и гоготом волокли куда-то собаку, захлестнув ее шею проволочной петлей. Псина упиралась всеми четырьмя лапами, тряслась от ужаса, и Варя встретила ее мученический, обреченный взгляд…
Дальнейшее она помнила плохо. Очнулась она только тогда, когда трое ублюдков бежали в одну сторону, освобожденная псина — в другую, а сама она держала в руках неведомо как разодранную петлю.
Потом она не раз встречала этих троих, и они всегда сторонились ее. На их гнусных лицах долго держались царапины, а один ходил с перевязанной рукой — Варя чуть не откусила ему палец. Бабушку вызывали в школу, советовали показать Варю психиатру, саму Варю в школе называли чокнутой и припадочной, но связываться с ней опасались.
Второй случай произошел много позже, Варя тогда уже заканчивала школу, и в тот день они с бабушкой поехали покупать ей выпускное платье.
Они сели в пустой трамвай, где кроме них был всего один сильно нетрезвый тип, который почему-то не сидел, а, пьяно раскачиваясь, висел на поручне. Варя и бабушка сели впереди, подальше от типа. Трамвай тронулся, на повороте его сильно качнуло, и пьяного оторвало от поручня и понесло вперед по проходу, бросая то влево, то вправо.
— Парень, ты бы сел, — дружески обратилась к нему бабушка. — А то костей не соберешь!
Тип вцепился в верхний поручень и навис над бабушкой.
— Пшла вон, старая …!
Мерзкое слово ударило Варю как бичом.
И снова ее «перемкнуло». Очнулась она, лишь когда трамвай подошел к остановке и раздвинул двери, а пьяный гад вывалился наружу, закрывая лицо руками, из-под которых капала кровь. Входящие пассажиры тревожно оглядывались на него, а войдя в трамвай, недоуменно оглядывали Варю и бабушку.
Конечно, ни за каким платьем они в тот день не поехали. Сошли на следующей остановке и пешком побрели домой. Бабушка крепко держала Варю за локоть, Варя чувствовала, какая ледяная у нее рука.
Возле дома бабушка остановилась.
— Передохнем, Варюша, а то наверх не заберусь…
Она обессиленно опустилась на лавочку. Варя увидела, какое белое у нее лицо и синие губы. У бабушки была тяжелая сердечная недостаточность, которая и заставила ее раньше срока уйти со сцены.
— Бабуленька, ну ты чего? — Варя присела перед ней на корточки. — Ничего же особенного не произошло. Ну расквасила нос подонку, в следующий раз не будет язык распускать.
Бабушка обеими руками обхватила ее лицо и заглянула в глаза.
— Варюша, детка, поклянись мне, вот прямо сейчас поклянись, что ты никогда, слышишь, никогда ничего подобного не сделаешь! Боже, как я испугалась… как испугалась… Варя, как же можно так рисковать! Ведь он же мог тебя убить, здоровый мужик, пьяный!
Но Варя была уверена: не мог. В тот момент — не мог.
Уже много позже Варя, всегда читавшая много и обо всем, разобралась, что это с ней тогда было. Аффект — так называется это состояние, в котором человек не чувствует страха, боли, усталости и способен совершать невероятные поступки. Она читала даже, что бойцы спецназа умеют специально вызывать у себя это состояние перед боем.
Вот бы и ей сейчас войти в это состояние, чтобы не было страшно и больно, когда она начнет действовать или когда ее будут убивать.
…Спецназовца из нее, конечно, не получилось, даже думая о Зольникове, она не испытывала уже той душащей ненависти, которая заставляла сердце биться быстрее. Перегорела… Однако неожиданно именно думы о Зольникове вызвали у нее душевный подъем, появилась мысль: у Зольникова должно быть противоядие!