Укол гордости

Оп-па! Оказывается, это и есть «гнездо упыря». Судя по всему, это кабинет Зольникова, и сам «упырь» в тщательно отглаженном белом халате сидел к Варе спиной за компьютером, увлеченно раскладывая пасьянс и прихлебывая кофе. Знакомый красиво подстриженный затылок над спинкой кресла как магнитом притянул к себе Варю. Ни секунды не колеблясь, она сделала несколько шагов и точно и сильно ударила Зольникова рукояткой пистолета. На этот раз рука ее ни капельки не дрогнула, и «упырь» без звука повалился на стол.

Варя обошла кресло и холодно оглядела дело своих рук. Зольников лежал головой на столе, чашка выпала из его руки, и лужица кофе стекала со стола на белоснежный халат. Хорошая работа, похвалила она себя.

Но медлить было нельзя. Быстро оглядев стол, подвигав ящики, она нашла то, что искала — моток широкого скотча. Брезгливо морщась, схватила Зольникова за воротник халата и перевалила назад, крутанула вертящееся кресло, поворачивая его к себе и, с треском разматывая клейкую ленту, прикрутила врага к креслу. Напоследок щедро, от уха до уха, заклеила куском скотча рот.

Мобильный телефон нашелся у Зольникова в кармане. Не медля ни секунды, Варя набрала номер Тимакова, приказав себе не забыть потом стереть запись о звонке.

Пока шли гудки, она от нетерпения не могла стоять на месте. Она переминалась с ноги на ногу, подпрыгивала и даже прикладывала к горящим щекам холодный пистолет.

— Возьми трубку, — бормотала она. — Слышишь, возьми трубку! Стасечка, Славочка, Тимус, миленький, родной, возьми трубку!

Где же он? Забыл телефон в машине или не может ответить? Сидит в засаде или выслеживает кого-нибудь?..

— Да! — неожиданно и громко сказал в трубке знакомый голос. — Да, Вадим Геннадьевич, слушаю.

Варя оторопела. То есть как это? Что происходит? Он что, знаком с Зольниковым? И не просто так знаком, у него есть номер телефона Зольникова, он у него определился, он видит, что звонит телефон Зольникова!

Все перевернулось в душе у Вари. Внутри, там, где сердце, стало так больно, что на глаза навернулись слезы. Она держала перед собой телефонную трубку как ядовитую змею.

— Вадим Геннадьевич, Вадим Геннадьевич, — продолжал звучать в трубке голос Тимакова. — Что у вас случилось?

Что теперь делать? Кому звонить? Куда бежать? Отсюда не убежишь, и никто ей теперь не поможет.

— Вадим Геннадьевич! — Голос Тимакова вдруг странно раздвоился. Варя слышала его в трубке и откуда-то извне. И через мгновение она увидела его самого. Держа трубку возле уха и продолжая говорить, он шагнул через порог. Он был здесь.

Он был в белом халате, таком же, как у Зольникова. Он был одним из них…

Он остановился на пороге и одним взглядом вобрал в себя все — Зольникова, примотанного к креслу, с беспомощно упавшей на грудь головой и Варю с телефоном в одной руке и тяжелым пистолетом в другой. Он встретил взгляд ее широко раскрытых глаз, в котором не было ничего, кроме безнадежности и отвращения.

Варя в упор смотрела на него, прямо в его растерянные глаза. И чувствовала, что худшей минуты в ее жизни уже не будет. Все потеряло смысл, во всем был тошнотворный, мерзкий привкус лжи и предательства.

Она отшвырнула ненужный теперь телефон и обеими руками подняла пистолет, нащупывая курок. Зрачок пистолета уставился прямо в побледневшее лицо Тимакова.

— Варя, — беззвучно, одними губами сказал Тимаков. — Варя, не надо…

Если бы он сделал хоть какое-нибудь движение, Варя, возможно, и нажала бы на курок. Но он просто стоял и покорно ждал, и она поняла: не сможет…

Она опустила пистолет. Тимаков шагнул к ней и сделал резкое, неуловимое движение рукой…

10

И опять во тьме плавала, притягивая взгляд, искрящаяся точка. Варя поняла, что еще жива, и открыла глаза.

Лучше бы она их не открывала, потому что вокруг царила кромешная тьма. С закрытыми глазами она видела хотя бы искорки света, а теперь эта давящая на глаза абсолютная, жуткая чернота вызывала панику.

Ее что, похоронили заживо?

Варя задергалась, хотела закричать, но оказалось, что это невозможно. Руки и ноги ее были связаны, а рот чем-то заклеен. Она чувствовала это, когда пыталась двигать губами. Скотч, вспомнила она. Там был скотч. Там, где были Зольников, Тимаков и пистолет, из которого она так и не смогла выстрелить. Она помнила, как Тимаков шагнул к ней навстречу, дальше память обрывалась.

Где она сейчас, в гробу?

Непохоже, она лежит на боку, с поджатыми к груди коленями. Так в гроб не кладут. Закопали так, без гроба? Нет, она не чувствует на себе тяжести земли, она может дышать, открыть глаза, чуть-чуть подвигаться…

Здесь очень холодно и пахнет чем-то металлическим, и еще бензином. Еще похоже, что она накрыта с головой какой-то тряпкой.

Она подвигалась, кое-как, цепляя связанными руками, стащила с головы тряпку. Светлее не стало, стало холоднее, но зато теперь было легче дышать и стали долетать звуки — шорох, постукивание и отдаленный лай собак. Похоже, она находилась в каком-то металлическом вместилище, по крыше которого барабанил дождь…