Украденная душа

Когда Олаи опустилась перед ней на колени и заговорила о тайном ходе, ключе и демонах, старица вспомнила тьму, которая когда-то ею завладела и которую она стерегла от света, от людей и от всего мира. Густой, пронизывающий мрак прокрался в сознание монахини. Долго, невыносимо долго он терзал её изнутри, даже после того, как Хибби смогла закрыть его в себе. В той части разума, что умеет только вбирать, хранить и не выпускать до тех пор, пока свет не пробьётся и не вырвет спрятанное с корнем.

– Госпожа Хибби, прошу, дайте нам ключ от секретной двери! Обращённые близко, но мы всё ещё можем спастись.

– Прыгала, прыгала бедная пташка… – отозвалась старица голосом сумасшедшей. – Пела и прыгала в клети, где злая тьма. Сколько ты, пташка, жизни отмерила? Бедная, бедная, знала б слова…

– О чём вы, госпожа? Ключ – это заклятье? Я должна произнести слова на Древнем Языке?

Монахиня помотала головой, встала и подошла к книжному шкафу. Нащупав в темноте шкатулку, она сняла её с верхней полки и прижала к груди так, словно держит своё самое дорогое сокровище.

– Пела и прыгала, пела и прыгала в клети, где злая тьма. Что же ты, пташка, душу доверила. Сгинешь теперь сама…

Олаи стало жутко. Она не понимала, что именно Хибби хотела ей сказать. Тем временем за дверью послышались шёпот ребят и тявканье Фрасы. Аристей привёл всех, как и обещал.

– Бедная, бедная, – не унималась старица, – знала бы, знала бы, сколько в той клети зла…

– Госпожа, простите меня за то, что я сделаю. – Олаи начала чертить в воздухе круг силы. – Я бы предпочла обойтись без чар, но иначе мы здесь застрянем до рассвета.

Узор Праниса заполнил магическую печать, и разум волшебницы объединился с разумом Хибби. Мост, возведённый меж ними, получился надёжным. Во всяком случае, так чувствовала Олаи. Она встретила старицу ровно посередине. Лицо, изрезанное морщинами, было измождённым и несчастным. Монахиня заговорила первой:

– Спасибо, что освободила меня, девочка. Быть запертой в собственной душе – страшная мука. Дыханье Богини, как же хорошо! Кажется, что целее, чем сейчас, я ещё не была.

– Мне жаль, Хибби, но когда заклятье развеется, всё вернётся на свои места. И ловушка захлопнется вновь.

– Пусть так, но хотя бы на миг ты подарила мне ясность мыслей, дитя. И это такое облегчение, такое счастье, что никаких слов не хватит, чтобы его описать. Во мне как будто воссоединились утраченные части целого. Словно бы некий гончар склеил кувшин из осколков.

– Я понимаю, госпожа. Все ваши слова и чувства сейчас становятся моими. В обратную сторону должно работать так же, потому что таково воздействие Праниса.

– И правда… Я вижу твои тревоги и знаю, как помочь. – Старица приблизилась к Олаи и протянула ей шкатулку. – Держи, дорогая, внутри ключ от двери, что покоится за книжным шкафом. Тайный ход, о котором рассказала Эсса, выведет тебя и твоих друзей далеко за стены города. Однако вам придётся быть осторожными. В подземелье легко потеряться. Пропустите поворот, и, считай, пропали.

– Помню, госпожа! Эсса говорила, что нужно держаться правой стены.

– Да, но она забыла упомянуть о тьме, что ожидает вас на пути к спасению. – Монахиня с трепетом взглянула на шкатулку. – В подземелье нельзя зажигать свет. Это древний закон, охраняемый очень злым проклятьем. Лишь те, кто пройдут подземелье во мраке, останутся невредимы.

– А что будет, если внести туда факел или свечу?

Мост затрясся, покрываясь трещинами. Хибби охнула и сжалась, как человек, которому вдруг стало очень плохо: тело её истончилось, усохло, а глаза впали. Казалось, что монахиня постарела ещё лет на двести.

– Будет то же самое, что сейчас происходит со мной, – задыхаясь, произнесла Хибби. – Я нарушила запрет, и тьма, потревоженная огнём лампы десятки зим тому назад, отняла у меня свободу. Безумие! Вот что ждёт глупцов, не побоявшихся проклятья.

Олаи огляделась вокруг и увидела, как рушатся чары. Узор воздушной арканы осыпался. Круг печати раскалился добела и грозил взорваться в любой момент. Неизвестная сила, исходившая из старицы, сопротивлялась чужому присутствию.

– Госпожа, вам больно! Будет лучше, если я прерву заклятье.

– Подожди, дитя, обращённые… – не успела договорить монахиня, потому что Олаи покинула её разум, отозвав магию и погасив вспышку нестерпимой боли.

Бережно усадив Хибби в кресло, волшебница забрала у неё шкатулку и крикнула друзьям, чтобы они зашли в келью. Дверь открылась. Первым вошёл Аристей. В руке он держал светильник, похожий на тот, что был у фонарщика.

– Вам это не понравится, но придётся оставить свет здесь, – сказала Олаи. – Дальше мы пойдём во мраке.

– Мы будем слепы и беззащитны! Ты уверена, маади? – спросила Айола и перевела взгляд на старицу. – А что делать с Хибби? Кто проведёт её через подземелье?

– Нет-нет! О-о-о, нет-нет! Бедная, бедная, в клети закована… Пташка не вылетит… Пташка останется в клети своей навсегда…