Украденная юность

Уж лучше еще раз сходить на «Бродвей». Однако там все произошло именно так, как Радлов и ожидал. Старые товарищи делали вид, что не замечают его, и держались в стороне. Никто не пригласил его пройтись вместе. Они, как и прежде, слонялись маленькими группами. А он стоял в одиночестве, сгорая от стыда, что пришел к ним. Из упрямства он начал насвистывать мелодию песни, которую пели в молодежном клубе.

Он все еще насвистывал, когда сзади его хлопнул по плечу Вацман:

— А здорово они тебя обработали, — съязвил он.

Иоахим смерил его взглядом с головы до ног, не переставая насвистывать. Коренастый Вацман с сытым красным лицом был похож на откормленного быка, и Иоахим подумал: «Сразу видно, что его отец мясник». Они всегда недолюбливали друг друга и часто дрались на школьном дворе.

Иоахим перестал свистеть и ответил:

— А тебе какое дело?

Вацман втянул голову в плечи, как боксер перед атакой.

— Всяк на свой лад подыхает. В один прекрасный день заведение Бензеля взлетит ко всем чертям, а сам он будет болтаться на суку. Очень возможно, что и тебе перепадет при этом.

И ушел, размахивая короткими толстыми руками, а Иоахим посмотрел ему вслед и равнодушно повел плечами. Он не обратил внимания на его угрозы — Вацман всегда отличался болтливостью…

Через два дня, когда Радлов, очнувшись в своей постели с перевязанной головой, старался сообразить, как же он сюда попал, слова Вацмана вспомнились ему не сразу. В голове гудело, мысли путались. Еще не вполне придя в себя, он увидел над собой озабоченное лицо матери и, с трудом ворочая языком, спросил:

— Что, очень плохо?

Мать покачала головой и стала поглаживать его руки. Ему было приятно ее прикосновение, он улыбнулся и заснул.

Проснувшись, он увидел у своей кровати Бензеля. Худощавый бледный юноша сказал ему:

— Тебе нужно беречься, много говорить нельзя. Я зайду еще.

Несколько дней спустя Радлов чувствовал себя уже значительно лучше. Бензель навестил его, как обещал, и принес букет полевых цветов и пачку сигарет.

Иоахим улыбнулся ему, не зная, что сказать. Бензель торопливо положил букет и сигареты на кровать, словно боясь обнаружить свои чувства.

— От всех нас, — сказал он. — На сигареты каждый дал сколько мог.

— Спасибо.

— Молчи, это мы тебе должны спасибо сказать.

Разговор не получался, а Радлов подумал: «Не поймешь, то ли у него еще что-то на уме, и он не решается это выложить, то ли зашел просто из приличия».

Бензель смущенно ерзал на краю кровати, и Иоахим, которому ничего другого не пришло в голову, предложил:

— Давай выкурим по одной? Мне, правда, еще нельзя, врач не рекомендует, а мама следит, как цербер. Но если открыть окно, она не заметит…

Гензель рассмеялся и открыл окно. А когда они закурили, сказал.

— Ты уж извини за тогдашнее, я ведь не знал, что ты наш…

Иоахим нетерпеливо отмахнулся. Но Гензель не отступал.

— Собственно говоря, ты ведь тоже рабочий парень, — продолжал он, — и если бы не ты, эти негодяи разгромили бы наш клуб.

— Есть о чем говорить, — Иоахим даже приподнялся.

— Конечно есть, — Гензель с силой выпустил дым из ноздрей. — Конечно есть, — повторил он. — В этом-то и дело. — На его худом лице уже не было смущения. — Другие бы и пальцем не шевельнули, притворились бы глухими. Ты и представить себе не можешь, чем до сих пор у многих,_#даже у рабочих ребят, голова забита. Хватает и таких, кто нас знать не хотят, обзывают по-всякому. Но теперь правда, кажется, начала и до них доходить.

— С чего бы это?

— Верно, ты ведь и не знаешь. Эти свиньи намалевали свои «петли» у нас на двери и внутри, в помещении.

Иоахим чуть заметно побледнел.

— «Оборотни»?

— Да, «оборотни». Но полиция уже напала на их след. А ты никого не узнал?

Иоахим ответил не сразу. С трудом старался он подавить волнение. Ни за что и никогда не подумал бы он, что это были «оборотни». Пойди он тогда к «Камню Наполеона», ему пришлось бы участвовать в налете на молодежный клуб. Какая бессмыслица! Этим же ничего не изменишь.

— Нет, — ответил он, запинаясь. — Я никого не узнал.

— И не подозреваешь, кто там мог быть?

Иоахим отрицательно замотал головой. И подумал: «Даже если бы знал, все равно не сказал бы тебе. Выдавать я никого не намерен. Мне наплевать, что они там делают, я с ними ничего общего иметь не хочу. Пусть оставят меня в покое».

Однако о том, что избили его именно «оборотни», он не подумал.

— Жаль, — сказал Гензель, пожимая плечами, — но ничего не поделаешь.

— А я ведь совсем случайно попал туда, — продолжал Иоахим. — Никак не мог уснуть. Ночь была душная, и окно открыто. Я разозлился на шум и хотел закрыть окно. Тут и заметил, что напротив крадутся какие-то тени, что-то звякнуло. Всего разобрать я не мог, ночь-то была темная, а фонари не больно ярко горят. Но тени внизу трудились усердно, хотя очень тихо и осторожно, и меня просто жуть взяла. Я заподозрил неладное и в одной рубашке и спортивных брюках слетел вниз. Ну а потом и произошло все… — Он смолк и отшвырнул окурок, который описал дугу и вылетел в окно.

Гензель, внимательно слушавший его, спросил:

— А что было дальше?