Украденная юность

— Внимание, друзья! — Все стихли, и он продолжал: — Сегодня к нам приедут гости. Товарищ Хельдорф, бургомистр, хочет с нами побеседовать.

Его слова сопровождал шепот одобрения. Кто-то выкрикнул:

— А зачем?

— Увидишь, — отпарировал Гензель, — мне сегодня утром он уже показал, где раки зимуют.

Кое-кто рассмеялся, оба «капитана» одновременно воскликнули:

— Хо-хо!

А Эрна спросила:

— Но почему же?

— Он сказал, что все мы здесь шляпы и что толку от нас ни на грош, — крикнул Гензель, а «капитаны» снова пробурчали свое «Хо-хо!». — Конечно же, он прав, — продолжал Гензель. — После воскресника мы больше ничего не сделали.

— Ну а что он еще сказал? — спросила Эрна.

Все подвинулись ближе, но Гензель отрицательно покачал головой.

— Подождите, он скоро придет и всем нам задаст.

Остальные просили продолжать. Гензель заинтересовал их, и им не терпелось узнать, чего хочет от них бургомистр.

— Он упрекнул меня, — начал Гензель, — за то, что мы мало работаем с молодежью. Ясно же, он прав. Наша группа за последнее время ничуть не увеличилась. Мы видим здесь все одни и те же лица. А ведь воскресник прошел очень удачно, народу собралось больше, чем мы ожидали.

Что верно, то верно. Иоахим поразился, как много молодежи из Верхнего города приняло участие в воскреснике. Он еще помнит споры на «Бродвее», когда Гензель уехал на своем грузовике. Большинство высказывалось против, и все-таки на другой день почти все взялись за кирки и лопаты. Даже Мук, который громче всех кричал «без меня», пришел на работу.

— Но мы не использовали нашего успеха, — продолжал Гензель. — Мы играли в пинг-понг и разучивали песни. Все это очень хорошо и правильно, но мы упустили главное — не работали с молодежью, не разъясняли ей преимуществ нашего демократического порядка.

— И тем, из Верхнего города? — спросил Иоахим.

— И тем тоже, вернее говоря, именно тем.

— Ну, на них вы обломаете зубы.

— Не скажи, в Новом городе тоже много таких, кто по горло сыты войной. У них сейчас еще нет точки опоры, они пока не разобрались, к кому примкнуть. Если бы они хоть раз заглянули к нам, мы могли бы с ними поговорить.

— Не верю я в это, — ответил Радлов. Он нахмурился, вспомнив унижение, которое ему пришлось пережить, и в нем закипела злоба на своих бывших сотоварищей. — Если они и придут, так только из страха перед вами.

— А такой, как Пфюцнер? — поймал его на слове Гензель. — Он всегда был против нацистов. Теперь он основал ХДС^[4]. Или инженер Бамберг, который собирается создать партию либерал-демократов? Может, и они только из страха это делают?

— Этого я не думаю! Но все они там что-то скрывают. Уж я-то их знаю!

Оба юноши и их слушатели так увлеклись спором, что даже не заметили, как в комнату вошел бургомистр.

Хельдорф, высокий и худощавый, с загорелым лицом и красными от бессонницы глазами, был явно переутомлен и измучен. Внешнему виду бургомистра совершенно не соответствовали его движения — энергичные, быстрые, лишенные нервозности и торопливости. Да и ясный, почти юношеский голос никак не вязался с седыми волосами.

— Спорьте, спорьте! Главное — спорьте! — крикнул он еще с порога. — Только так и можно вас расшевелить.

Оба боевых петуха сразу умолкли, и Радлов, видевший бургомистра впервые, по стародавней привычке привстал со стула. Но Хельдорф положил ему руку на плечо и усадил на место.

— О чем же речь? — спросил он.

— Радлов считает, что ребят из Верхнего города не переубедишь, — ответил Гензель.

А Иоахим пробурчал:

— Нет, не переубедишь.

Хельдорф пододвинул стул и сел. Быстрым проницательным взглядом окинул он Радлова, потом дружески кивнул ему, как старому знакомому, и задумчиво произнес:

— Так это ты, Иоахим Радлов…

Иоахиму показалось, что с его именем у Хельдорфа связаны какие-то воспоминания.

— Ты храбро действовал, — сказал бургомистр, — и если ты честный человек, то признаешь, что три месяца назад так бы не поступил.

Иоахим пожал плечами. «Если бы я знал, — подумал он, — что это «оборотни» громят клуб, неизвестно, спустился ли бы я».

Христианско-демократический союз.

— Ты молчишь, — продолжал Хельдорф, — знаешь, что так оно и есть. По отношению к вам, молодежи, совершено много преступлений. Нацисты вас околпачили. Теперь вам надо прежде всего вновь вернуть веру в то, что стоит жить и работать. Войной большинство из вас сыты по горло, но вы стали недоверчивы и не знаете, что будет с вами дальше. Мы все вместе должны вам помочь.

Манера Хельдорфа говорить понравилась Радлову. Не столько смысл сказанных им слов заинтересовал его, сколько именно та дружеская манера, с которой он, словно это само собой разумелось, обращался с присутствующими, как с равными. Бургомистр, как видно, не любил громких фраз, все, что он говорил, было простым, будничным, но за этой будничностью скрывалась непоколебимая убежденность. Хельдорф напомнил Радлову Лаутербаха и Гартмана — они говорили так же.