Украденная юность

Тихая, всегда озабоченная мать Радлова мужественно подавила собственное горе и старалась ободрить девушку.

Потом она постелила Урсуле на кровати Иоахима.

— Муж вернется только в девять, — сказала она. — Вы можете спокойно спать до восьми.

Урсула еще слышала, как мать убирает в кухне, и с последней мыслью об Иоахиме заснула.

XVI

Рассвет был пасмурным, небо затянуло тучами. И мрачная камера казалась еще мрачнее. Однозвучно стучали в окно дождевые капли.

«Не поведут сегодня на прогулку, — подумал Иоахим. — Отвратительный день! Может, хоть Керн вызовет и положит всему этому конец. Пусть меня засадят, все равно, откуда эти отрезы, я не скажу, и точка!»

Однообразие тюремной жизни и постоянные раздумья вконец измотали его. Он похудел, лицо осунулось, жесткие линии вокруг рта — они обозначились еще во время горьких переживаний в Берлине — выступили резче, видно было, что он страдает.

Урсула встала рано.

Еще до начала рабочего дня, терпеливо дожидаясь, стояла она у дверей Управления по делам молодежи. Она пришла, чтобы просить Керка разрешить ей свидание с Иоахимом.

Керн принял Урсулу дружелюбно, но в просьбе отказал. Следствие еще не закончено, заявил он, к тому же парень запирается и лжет безбожно. На заявление, что Урсула его невеста, он ответил улыбкой.

«Он не верит мне, — подумала девушка, — и, в сущности, его можно понять. Иоахим, как видно, доставил ему много хлопот, вот он и стал недоверчивым». Робко, срывающимся голосом она сказала:

— Прошу вас, выслушайте меня. То, что я хочу сказать Иоахиму, очень важно для нас обоих. Верьте мне, я хочу повлиять на него, чтобы он наконец образумился: мать Иоахима мне ведь рассказала, что вора уже поймали.

— Вы были у фрау Радлов? — Керн пристально посмотрел на Урсулу. Потом, улыбаясь, добавил: — На спекулянтку вы, говоря по правде, не похожи.

Но Урсуле было не до шуток. Ей во что бы то ни стало надо было поговорить с Иоахимом, и она ничем не хотела отвлекаться. Тихо, но твердо и настойчиво она сказала:

— Я очень многим обязана Иоахиму. Он спас мне жизнь, и теперь моя обязанность помочь ему в беде.

На Керна ее слова произвели впечатление.

— Этого я не знал пожалуйста расскажите подробнее.

И Урсула рассказала ему, как Иоахим в последние грозные часы войны спас ее и как он потом заботился о ней. Упрямо повторила она затем свою просьбу.

Керн долго молчал, обдумывая ответ. Наконец, он сказал:

— Я думаю, что могу взять на себя ответственность.

Урсула с облегчением вздохнула.

— Можно мне сейчас же к нему?

Керн улыбнулся ее нетерпению.

— Особых формальностей не потребуется. Он сидит в отделении для молодежи. Я позвоню в тюрьму.

Он дружески пожал ей руку и проводил до двери.

— Радлов… посетители!

Иоахим в испуге вскочил с табурета. Посетители? Кто мог прийти к нему? Конечно, только мать. Да, это наверняка она.

Обрадованный, спускался он впереди надзирателя по витой железной лестнице, ждал с нетерпением у решетчатой двери, пока ее не отперли, и, пройдя через длинный коридор, наконец очутился в совершенно пустой комнате. Здесь, правда, было большое окно, но решетка на его внешней стороне напоминала о том, что обитателям этого дома путь на волю закрыт.

— Жди здесь, — пробурчал надзиратель и показал ему на два стула, разделенных столом.

Иоахим кивнул и подошел к окну. Перед ним лежал пустынный тюремный двор, замкнутый четырехугольником ограды и зданий. Дождь прекратился, но над двором все еще висело серое и пасмурное небо.

Услышав в коридоре шаги — тяжелые, гулкие надзирателя и чьи-то быстрые, легкие, — он повернулся к двери. В ту же минуту она открылась.

— Урсула?.. — растерявшись, произнес он.

Волна радости словно захлестнула его, смущенно глядел он на девушку, которая медленно шла к столу.

— Здравствуй, Ахим, — глухо произнесла она.

У нее от волнения перехватило горло, и все, что она хотела сказать, пока шла в тюрьму, вдруг испарилось из памяти. Она увидела, как он побледнел и похудел, и почувствовала острую жалость.

— Никак не ожидал тебя увидеть… — сказал он, запинаясь. — Какими судьбами ты сюда попала?

Она села, движения ее потеряли неуверенность. Ей удалось преодолеть робость, охватившую ее в первую минуту.

— Тебе привет от Лаутербаха и Бухвальда, — начала она и после небольшой паузы продолжала: — И от твоей матери.

Он ничего не ответил, и Урсула добавила:

— Мама тоже навестит тебя, с господином Керном она уже договорилась.

Иоахим все еще не собрался с мыслями. Он уселся напротив и не спускал с нее глаз. Вот перед ним неожиданно оказалась та, о ком он целыми днями мечтал, и улыбается ему. И она еще что-то спрашивает.

— Ты плохо выглядишь, мучаешься, верно?

И Урсула заговорила с ним так, словно все само собой разумелось и ничего не было особенного в том, что она приехала из Берлина в Вергенштедт и пришла к нему в тюрьму.

— Дорогой Ахим… — И он почувствовал в ее словах нежность. — Я так ждала тебя, все надеялась, что хоть весточка от тебя придет.