Историческая политика в ее самом общем виде имеет дело с идентичностью. Это заявление вряд ли может поразить новизной, но сделать его нужно. Цель исторической политики — зафиксировать и навязать обществу определенную форму «коллективной» идентичности, при этом ее агенты, как правило, используют уже существующие формы, модифицируя их сообразно своим интересам, связанным с получением или удержанием власти и поддержанием лояльности объектов этой власти. Историческая политика — ровесница эпохи национализма, она появляется в модерном, индустриальном обществе, и по сути ее можно считать разновидностью массовой политики, связанной с формированием новых форм политической и культурной лояльности больших социальных групп.
Историческая политика долгое время была монополией государства, в последние несколько десятилетий эту монополию нарушила информационная и коммуникационная революции, развитие гражданского общества. Все большую роль в ней играют негосударственные организации, медиа и даже отдельные личности, выступающие от собственного имени, но на самом деле транслирующие интересы и устремления различных общественных групп. Несмотря на эти изменения, государство или межгосударственные институты по-прежнему исполняют главную партию: никто не может сравниться с ними по уровню интеллектуальных, материальных и организационных ресурсов.
Когда мы рассматриваем историческую политику на Украине и в окружающем ее пространстве — постсоветском, посткоммунистическом, общеевропейском или даже глобальном, мы обнаруживаем, что везде и всегда историческая политика имеет два модуса функционирования: рутинный и кризисный, которые, как правило, сосуществуют. Периоды в развитии исторической политики можно различать по степени преобладания того или иного модуса.
Рутинный сводится к стандартным повседневным практикам, связанным с формированием, поддержанием и распространением/навязыванием нормативных форм идентичности, к каковым можно отнести среди прочих национальную идентичность. Создание общенациональных мест памяти, формирование общего нарратива памяти через школьные программы (истории, литературы, географии), «изобретение традиции» — все это можно отнести к рутинным формам исторической политики.
Практически все европейские государства, существовавшие или возникшие в эпоху возникновения и развития исторической политики, формировали некие канонические формы исторической (культурной) памяти, обеспечивая таким образом ее присутствие в основаниях национальной идентичности «титульных» (государствообразующих) наций.
Европейские практики второй половины XX столетия демонстрируют и попытки формирования наднациональной или транснациональной идентичности — путь от общего рынка к общей европейской идентичности предполагал создание общей исторической памяти. В обоих случаях наблюдается наличие некоего проекта, стратегии, плана, стратегической цели.
Кризисный вариант основан на достаточно спонтанной реакции на внезапно возникающие вызовы. Он предполагает тот способ действий, который А. Миллер назвал эскалацией исторической политики: быструю, не всегда продуманную мобилизационную реакцию. Кризисный способ ведения исторической политики, как правило, является результатом кризиса идентичности и попыткой ответа на него или же последствием (или способом преодоления последствий) более локальной кризисной ситуации, например смены власти.
В описываемом нами периоде и регионе присутствовали оба варианта: здесь рутинный модус коммунистического/советского периода в конце 1980-х сменился в связи с крахом коммунистической системы кризисным, в 1990-е перешел в рутинную фазу реставрации стандартного национального нарратива и вновь стал кризисным после расширения НАТО и Евросоюза. Объединенная Европа вместе с попытками создания общеевропейского пространства памяти обрела и общеевропейский кризис идентичности, во многом возникший из-за навязываемой наднациональными структурами «общей», европейской идентичности, столкнувшейся с возрождением этнического национализма, подпитываемого популизмом. Судя по динамике событий 2005–2018 годов, мы все еще переживаем период преобладания кризисного способа ведения исторической политики. Он поддерживается новыми факторами — миграционным кризисом, войной на востоке Украины, обострением отношений между «Западом» и Россией, кризисом Евросоюза. Нетрудно заметить, что в кризисной фазе начинает лихорадить те формы исторической политики, которые стабильно функционируют в рутинной форме. За первые пятнадцать лет XXI века на Украине состоялись три попытки изменить содержание школьных программ по истории Украины в угоду меняющейся политической конъюнктуре.