Между тем немецкий посланник в Киеве граф Берхем, хотя и утверждал, что соглашение с Директорией от 12 декабря являлось «чисто военной акцией», решил установить отношения де-факто с новым украинским режимом еще до отречения гетмана. Он надеялся, что Директория признает прежние германо-украинские соглашения и будет уважать экономические обязательства, взятые на себя ее предшественниками.
Строго говоря, немцы так и не сдали Скоропадского. Гетману удалось спастись от ареста, выйдя из города вместе с германскими войсками в одежде немецкого солдата. Остаток жизни он провел в Германии, обосновавшись в Ванзее неподалеку от Берлина. Здесь сохранялся центр гетманского движения вплоть до окончания Второй мировой войны. Союзники не простили ему дезертирства, а он сам никогда не сожалел о прогерманской ориентации. Конец этого мужественного, хотя и нередко обманывавшегося и еще чаще не находившего понимания украинского лидера был столь же непредсказуем и случаен, как и его правление. По иронии судьбы, если вообще чья-либо смерть может вызывать иронию, он погиб в Баварии в апреле 1945 года (буквально за несколько дней до окончания Второй мировой войны), попав под одну из последних воздушных бомбардировок союзников.
Заключение
Исследование планов и политики Германии на восточных территориях в годы Первой мировой войны является исследованием в основном политических, дипломатических, экономических и военных провалов. Хотя отчасти это не совсем верно в отношении действий Германии в 1918 году в Украине и в Крыму по сравнению с ее действиями на других восточных территориях. Немецкие планы в Украине в конечном счете оказались столь же непродуманными и нереалистичными, сколь грубой и неэффективной была германская оккупационная политика.
Итоги такого сумбурного предприятия, каким была германская оккупация Украины, подвести нелегко. Она породила массу неясных и поспешно сымпровизированных планов, целый ряд нереализованных амбиций и серию упущенных возможностей. Поскольку проекты пришлось бросать до их полного осуществления, последствия и результаты деятельности проявились в основном частично.
Трения и соперничество между Верховным командованием армии и министерством иностранных дел, достигшие в 1918 году апогея, еще больше осложнили обстановку в Украине. Противостояние между компромиссным подходом Кюльмана и жесткой позицией Людендорфа, рассчитанной либо на полную победу, либо на полное поражение, создало проблемы на переговорах в Брест-Литовске. Вскоре их противоречия еще более обострились. Кюльману вслед за своим поражением на конференции 13 февраля 1918 года в Хомбурге приходилось все более и более удаляться из сфер, где происходили процессы, имеющие решающее значение. Этим постепенным удалением объясняется его пребывание в течение нескольких недель в феврале-марте 1918 года в Бухаресте, где он вел переговоры о договоре с Румынией или просто развлекался в этой очаровательной столице балканского государства. Этим же объясняется его молчаливое присутствие на конференции 11–13 мая в Спа и отсутствие на другом аналогичном имперском совещании там 2 июля, хотя в то время он еще оставался в должности. Между тем влияние генерала Людендорфа стало проникать повсюду. Очень немногие события на восточных территориях происходили без его ведома. Сотни документов за подписью генерала и столь же впечатляющее количество нот, меморандумов и прочих официальных бумаг, появлявшихся в результате его запросов или стремления ускорить дело, не оставляли сомнений в том, кому принадлежит политическая власть и ответственность. Разумеется, было бы несправедливо возлагать всю ответственность за то, что произошло или не случилось на оккупированных территориях, на одного лишь Людендорфа. Сколь бы ни велико было его влияние, украинское предприятие рейха представляло собой коллективную игру. Его следует считать коллективным провалом. Тем не менее основная доля ответственности за провал лежит на генерале. И она состоит, возможно, не столько в его вмешательстве в дела МИД на уровне фактической узурпации функций внешнеполитического ведомства, сколько в узости кругозора и отсутствии гибкости, в которых можно было бы обвинить генерала. Ирония судьбы заключается в том, что политика Кюльмана, направленная на свертывание обязательств на восточных территориях, могла бы высвободить большие силы для использования на Западном фронте в ходе весеннего наступления. В этом случае, возможно, исход войны сложился бы иначе. В конце марта 1918 года германская армия на Востоке все еще насчитывала 1 млн солдат. И никто больше Людендорфа не несет за это ответственность.