Украинская революция. 1917-1918

Германское командование стремилось успокоить украинских крестьян, все более тревожившихся о том, как бы собственность, которую они захватили у помещиков, не отобрали. Согласно украинским источникам, немцы стремились выглядеть «дружелюбными гостями» и обещали не вмешиваться во внутренние дела Украины. Сообщают также, что имперский канцлер Хертлинг заверил в отношении этого, заявив, что немецкие войска будут выведены из страны, как только украинцы попросят об этом, сочтя миссию германской армии выполненной. Таким образом, немцы на самой ранней стадии своего украинского предприятия открыто провозглашали восстановление закона и порядка в стране (посредством избавления ее от большевиков), а не какую-то форму культурной опеки или политического господства. К этой теме они неоднократно возвращались в течение всего периода оккупации.

Лишь 23 февраля 1918 года кабинет Рады на пути в Житомир, где он временно остановился до переезда в Киев, выступил с заявлением, в котором разъяснил роль германской армии в Украине. Он назвал эти войска «дружественными силами, приглашенными помочь нам в борьбе с врагами, силами, не вынашивающими каких-либо враждебных намерений и сражающимися вместе с нашими казаками под командованием нашего боевого штаба!». 7 марта Рада по возвращении в Киев выступила с другим заявлением. В нем утверждалось, что немцы пришли в Украину «на ограниченное время как друзья и помощники в трудный момент нашей жизни», что «у них нет намерений изменять наши законы и постановления или ограничивать независимость и суверенитет нашей республики». Учитывая последующие события в Украине, заявление Рады можно назвать «невероятным», как считает Джон С. Решетар. Однако временная оккупация или военная помощь без серьезного ограничения национального суверенитета помогающей стороной — хотя и не часто повторяемый, но известный прецедент в мировой истории. Не только немецкие обещания и заверения, но также объективные условия войны на этой конкретной стадии придали определенный вес заявлениям и торжественным декларациям Рады.

Общее впечатление от заявлений обеих сторон было благоприятным. Можно сказать, что украинский народ принял приход немцев с облегчением, но без энтузиазма. Свидетель оккупации, один из известных исследователей того периода Дмытро Дорошенко дает любопытную характеристику реакции различных слоев общества в Украине на приход германских войск после кратковременного правления большевиков: «Население встретило появление наступающих немецких войск с полным спокойствием. Их встречали в стране как без страха, так и без радости. В городах буржуазия ликовала в связи с избавлением от большевистского террора. Однако рабочий класс, большая часть которого сочувствовала большевикам, оставался пассивным и в целом занял выжидательную позицию. Национально сознательные украинцы радовались восстановлению украинской власти в стране».

На ранних этапах оккупации большее значение тем не менее имели практические шаги немцев, а не их декларации. По приказу самого Людендорфа войскам предписывалось обходиться с местным населением дружелюбно, запрещались реквизиции продовольствия и фуража. Даже такие критики немецкой интервенции, как бывший секретарь Рады Владимир Винниченко, характеризовали германское наступление в Украине как «спокойное и ненавязчивое». Несомненно, это способствовало быстрому продвижению немецких войск и принятию в стране германского присутствия. Имелись, разумеется, и другие причины терпимости украинцев в отношении интервенции такого масштаба. Сторонники Рады и многие другие национально ориентированные украинцы считали немцев союзниками в борьбе с Красной гвардией, пришедшей с севера. Их помощь воспринималась как «второй шанс» Рады в деле превращения молодого украинского государства в жизнеспособную политическую структуру.

Хотя немцы продолжали проявлять интерес к укреплению власти Рады, способствуя ее возвращению в Киев как можно скорее, они также стремились укрепить ее международные позиции, добиваясь ее признания. В начале марта они попытались поднять этот вопрос перед Швейцарией, однако посол этой страны не верил в успех подобного шага, и вскоре вопрос был снят. Единственная иностранная держава, которую можно было принудить к признанию Рады, была Советская Россия. Немцы настаивали на включении этого пункта в русско-германский договор, который они навязывали Петрограду 3 марта. Инициатива включения этого пункта исходила от украинского представителя в Бресте Мыколы Любыньского. Немцы охотно согласились отстаивать интересы Рады в переговорах с большевиками.