Показательно, что даже вдовы и матери погибших моряков Черноморского Флота, как граждане Украинской Державы, могли рассчитывать на получение государственной пенсии. Вступающим на службу или в резерв Украинского флота предлагалась выплата более высокого (скажем, по сравнению с офицерским довольствием Добровольческой армии) жалования и даже специальных пособий «на дороговизну». Планировалось перевести делопроизводство и переписку на украинский язык[818]
.Как и создание вооруженных сил Украины в целом, формирование резерва флота, хотя и приобретало осязаемые результаты, натолкнулось на серьезное общее противодействие оккупационных властей и не могло получить должное масштабное воплощение[819]
.Касательно Черноморского флота вообще, часть которого, как известно, была затоплена в Цемесской бухте по распоряжению Москвы, представители российской делегации на переговорах в Киеве вопросов не затрагивали. Может быть, вновь исходили из практической бесперспективности обсуждения важной проблемы. А, может быть, не имели согласованной точки зрения. К такому выводу способно, в частности, подтолкнуть суждение об одном из эпизодов, воспроизведенных мемуаристом А. А. Борманом. Речь о совещании в Курске, предварявшем отъезд делегации РСФСР на переговоры в Киев. «Вопрос о Черноморском флоте поднимался на этих совещаниях неоднократно, – информирует один из их непосредственных участников. – Однажды Раковский для поддержки в споре с морскими экспертами о флоте обратился к Сталину.
– Тов. Сталин, нам же необходим Черноморский флот, мы же не можем уступить его в обмен на какую-нибудь территорию.
На этих совещаниях Сталин обычно молчал. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку, и точно отсутствовал.
– Зачем нам сейчас этот флот. Лучше обменяем его на какую-нибудь губернию, – коротко изрек он и замолчал.
Раковский внимательно посмотрел на народного комиссара по национальностям и с нескрываемым высокомерием сказал:
– Вы, тов. Сталин, не понимаете этого вопроса. У вас недостаточно ясные государственные и дипломатические идеи. Вам необходимо заняться изучением международных вопросов.
Сталин ничего не ответил, взглянул на Раковского звериным взглядом и опустил глаза…»[820]
.Думается, в данном случае следует обратить внимание не столько на то, во что в будущем «обойдется» Х. Г. Раковскому несогласие с И. В. Сталиным и не вполне тактичное поведение («Раковский еще два раза при нас обрывал Сталина»), а на нечто иное.
Во-первых, как видно из процитированного, единства мнений по вопросу о Черноморском флоте не было не только в экспертной среде, но и на уровне высшего советского партийного руководства.
Во-вторых, следует учесть, что если у Х. Г. Раковского и был собственный взгляд на весьма сложную проблему, он, при всей допустимой степени ее дискуссионности, неоднозначности, не мог не учитывать того, что И. В. Сталин в тот момент уже прочно закрепил за собой в узком кругу руководящих московских функционеров мнение по существу основного «специалиста» в национальной сфере, наиболее осведомленного о развитии событий на периферии и оказывавшего на них наибольшее (естественно – возможное) реальное влияние, а также предопределявшего логику практически всех решений ЦК РКП(б) и СНК РСФСР в данной сфере. Фактически наибольшим авторитетом он оставался и для В. И. Ленина[821]
. Нельзя исключить и того, что по своим каналам Х. Г. Раковский мог получить и непосредственно от главы правительства директиву, согласованную со Сталиным.В общем и целом, после острейшей, не всегда лицеприятной полемики украинской стороне в результате переговоров удалось все-таки склонить российскую делегацию к признанию комплексных, системных принципов в подходе к спорным вопросам о государственных разграничениях в принятой 22 июня 1918 г. «Резолюции украинско-российской мирной конференции о принципах разрешения спорных вопросов при установлении государственных границ между Украинской Державой и РСФСР после подписания мирного договора»[822]
.