Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1

В присущем ему ключе и манере пытается интерпретировать тогдашние события В. Е. Возгрин. Отталкиваясь от того, что стержнем отношений между Украиной и Крымом должно было являться удовлетворение татарского интереса, он впадает в новый вариант измышлений. «Правительству было не до крымских татар, – сокрушается автор, – оно боролось в ту пору с планами Киева присоединить Крым к Украине. Впрочем, план этот лишь внешне принадлежал украинским националистам (здесь и далее выделено мной. – В. С.). Идея его была немецкой, судя по тому, что навязывали его крымскому правительству именно оккупанты. На юге России им было бы легче опираться на единое государственное образование (? – В. С.), возглавляемое Радой (? – В. С.), в ту пору вроде бы целиком им послушной…

Среди крымской общественности, осенью 1918 г. открыто противодействующей идее новой, украинской аннексии Крыма, наиболее активно выступали Татарская партия и члены курултая, считавшие, что после распада империи у Крыма единственный способ сохранить интересы населения (?) – это «сделать такой же политический шаг, какой сделали Финляндия и Украина», то есть добиться свободного, независимого пути развития (Крым, 1918. № 1). Ту же платформу было вынуждено занять и правительство. Но германское командование и на этот раз показало, кто в Крыму хозяин, заявив, что никогда не признает самостоятельное крымское государство со всеми вытекающими из этого последствиями…»[910].

Заниматься разоблачением нанизанных одно на другое звеньев в цепи ошибочных, надуманных утверждений – дело бессмысленное. В абсурдности подобных схоластичных построений достаточно просто убедиться, элементарно сравнив их с приведенными выше реальными фактами и документами. Не стоит при этом удивляться и приемам очевидной эквилибристики при оперировании терминологией.

В равной мере нельзя полностью согласиться и с точкой зрения, согласно которой «известно было, что все население Крыма (выделено мной. – В. С.), кроме россиян, было за единение Крыма с Украиной и очень много прибывало делегаций из Крыма с просьбами к нашему правительству (т. е. Ф. А. Лизогуба. – В. С.) помочь им присоединиться к Украине»[911].

В распоряжении историков достаточно авторитетных источников для воссоздания объективной, практически точной картины развития действительно непростых, во многом противоречивых отношений Украины и Крыма в 1918 г., в том числе и в условиях открывшихся возможностей для решения существовавших проблем путем переговоров.

В конце сентября 1918 г. в Киев прибыла делегация правительства Крыма в составе: А. М. Ахматовича (литовский татарин, министр юстиции, глава делегации), Н. В. Чарикова (министр образования), Л. Л. Фримана (министр путей сообщения), В. Л. Домброво (министр снабжения), Д. И. Никифорова (управляющий министерством финансов). Делегация получила право «подписывать от имени Крымского Краевого Правительства все соглашения, договоры и иные акты», выработанные в переговорном процессе[912], хотя посланцы получили и конфиденциальную памятную записку с дополнительными инструкциями и указаниями (ее содержание было доведено и до германского командования), учитывавшими в частности и предварительные секретные договоренности с оккупантами, о которых не должна была знать украинская сторона[913].

Украинскую Державу представляли Ф. А. Лизогуб – глава правительства, Д. И. Дорошенко – министр иностранных дел, И. А. Кистяковский – министр внутренних дел, А. К. Ржепецкий – министр финансов и А. Ф. Рогоза (военный министр), уполномоченные подписывать акты и договоренности по всем вопросам политического, финансового, экономического и административного характера[914]. Немецкое командование направило в качестве наблюдателя принца Рейса.

Конечно, немецкие оккупанты хотели быть и действительно были в курсе переговорного процесса, чтобы не допустить непредвиденного поворота событий, преподнесения нежелательного сюрприза. И все же некоторым преувеличением представляется суждение высокого правительственного чиновника того времени Н. М. Могилянского, считавшего, что «…немцы постоянно и намеренно путали карты при переговорах Украины с Крымом, чтобы и здесь как-нибудь невзначай не было достигнуто какого-нибудь соглашения. Divide et impera (разделяй и властвуй) было их лозунгом. А русские Украины и Крыма, серьезно вообразив себя двумя государствами, вели таможенную войну между собой, будто кому-то было полезно, чтобы в Крыму гнили продукты, когда в Киеве на них стояли безумные цены. Позорная страница.»[915]