Естественно, имея гораздо более ограниченные потенциальные возможности, крымское руководство стремилось как можно быстрее сесть за стол переговоров и отстаивать там свои интересы. Киев же довольно долго отбрасывал такую перспективу, считая свою позицию предпочтительной и прогностически выигрышной. Очевидно потому, без всяких объяснений, предложения С. Сулькевича в июле 1918 г. о том, чтобы провести с представителями Украинской Державы переговоры о разграничительной границе с Крымом, были отклонены. Последнее же, наряду с другими факторами, в Симферополе квалифицировалось как антикрымская и даже агрессивно-аннексионистская политика гетманата. В свою очередь, это влияло на выбор общеполитического курса, проявлявшегося в стратегической ориентации на возрождение единой и неделимой России, в которой статус Украины вырисовывался более чем проблематично. А вместе с некоторыми откровенно антиукраинскими акциями (например, против организации украинских партий, украинской печати, пользования украинским языком) это вызывало у официального Киева не просто раздражение, но и стремление побыстрее «разобраться» с «несговорчивыми», строптивыми крымчанами[901]
.«Масла в огонь» подливали и ставшие достоянием общественности сведения о предпринимаемых Д. Сейдаметом, с ведома С. Сулькевича, настойчивых усилиях по подготовке создания на полуострове независимого крымско-татарского государства[902]
.Дополнительным моментом для поиска вариантов более решительных действий на крымском направлении продолжала оставаться практически абсолютная бесперспективность переговоров Украинской Державы с РСФСР.
Поскольку неоднократные обращения к оккупационной администрации со стороны гетманских властей с целью повлиять на крымское правительство для реализации отстаиваемых Украиной целей оставались безответными, в недрах министерства заграничных (иностранных) дел в отношении Крыма были разработаны меры, одобренные Советом Министров[903]
. Это был радикальный, силовой вариант давления на крымское руководство.Как подчеркивал Д. И. Дорошенко, «пришлось прибегнуть к репрессиям с нашей стороны. Не было необходимости воевать с Крымом. Достаточно было провозгласить экономическую блокаду полуострова. Я настоял в Совете министров на провозглашении «тарифной войны» с Крымом; было остановлено всякое товарное движение и морскую коммуникацию, за исключением того, что шло на потребности немецких гарнизонов в Крыму. Крымским садоводам требовались шалевка на ящики для фруктов, стружки, опилки для упаковок; все это обычно привозили с Украины. Но теперь подвоз был приостановлен. Нужен был также сахар для консервирования фруктов, дрова для сушки – и всего этого также не было. С другой стороны, населению необходим был хлеб, привозимый обычно с Таврии… урожай фруктов начал гнить без консервирования, вывозить не было возможности. Положение садоводов сделалось катастрофическим. Немцы предварительно закупили много овощей, свежих и сушенных и теперь все это гибло. Морем перевозить было нельзя, ибо никакие крымские овощи не выносили длительной перевозки морем и потом новой перегрузки на железной дороге…»[904]
.Министр внутренних дел Украинской Державы, И. А. Кистяковский, не утруждая себя поиском дипломатической терминологии, безо всяких обиняков заявлял крымским деятелям: «Мы заставим Крым присоединиться к Украине. Для этой цели и служит таможенная война. Мы примем еще целый ряд мер, чтобы сделать вас более покорными. А если вы потом будете агитировать в духе российской ориентации, то мы вас будем вешать»[905]
.Крымские власти сдались не сразу, пытались найти выход. Но в конце концов наиболее важным и действенным оказалось то, что предпринятые гетманской Украиной меры ощутили и оценили немецкие оккупационные власти. Их не на шутку встревожила угроза прекращения поставок из Крыма в Германию продуктов питания. Генерал-лейтенант В. Гренер оперативно обратился к председателю Совета Министров Ф. А. Лизогубу, призывая найти способ предотвращения усложнений, уже начавших негативно сказываться на интересах и Украины и Крыма. Украинский премьер согласился на переговоры с представителями Крыма, если те обратятся к гетманскому правительству с официальной просьбой[906]
. С другой стороны, официальный Берлин сделал нажим на Симферополь, потребовав телеграммой 10 сентября согласиться на переговоры с Киевом, пообещав свое посредничество[907].Параллельно министр финансов Крыма октябрист, граф В. С. Татищев в Берлине встретился с П. П. Скоропадским, совершавшим официальный визит к Вильгельму II, и пообещал оказать давление на Симферополь, добиться посылки делегации для переговоров в Киев[908]
.В свете этих событий гетманское правительство 18 сентября 1918 г. приняло решение о временной приостановке «таможенной войны»[909]
.