Укромный уголок

— Почему ты называешь ее Джулиет? — спросила Нина. — Почему не «мама»?

Эмили вспомнила тот момент, когда решила никогда больше не называть приемную мать «мамой». Ей было десять, и она лопалась от ярости.

— Просто мне кажется, это неправильно, — поколебавшись, ответила девушка.

— Джулиет не обижается?

— Нет. — Эмили положила ладонь себе на живот. Там, внутри, как будто шевельнулась подыхающая рыба. — А может, обижается. Я не знаю.

— Это не совет, просто мысли вслух… — тихо начала Нина. — Может, тебе быть к ней снисходительнее? Никто ведь несовершенен, а судя по всему, тебе с ней было лучше, чем где-нибудь в другом месте.

— Согласна. Я не хотела показаться неблагодарной. Знаю, мне повезло, вот только Джулиет было недостаточно того, что у нее есть я. Ей всегда хотелось большего…

— Что ты имеешь в виду?

Эмили вспомнила редкие моменты, когда становилась свидетельницей того, как Джулиет плакала. Это всегда было после походов на прием в клинику или звонков врачам, порой в неожиданных местах — например, в кафе или в супермаркете, — но чаще дома, за полузакрытыми дверями (Эмили помнила, как прижималась лицом к щели между створкой и косяком, пытаясь заглянуть в комнату). Джулиет не билась в истерике — она тихо плакала, а на смену этому слезному штилю приходил бурный ураган мнимого счастья: спонтанный поход в кафе-мороженое или игра в догонялки на детской площадке. И каждый раз, скача за Эмили по лесенкам и горкам, Джулиет смотрела на нее печальными глазами с робкой улыбкой.

Какая-то часть затуманенного сознания Эмили вдруг очнулась от оцепенения, и возникла мысль, что неплохо бы разбудить внутреннего цензора.

— О нет, ничего. Забудь, меня просто развезло от вина. — Она зевнула и повернула голову к Нине. Рядом с глазом у Нины был тонкий белый шрам, которого раньше Эмили не замечала. Словно серебристая линия протянулась от виска к челюсти. — А какое у тебя было детство? Расскажи о своей семье.

Нина тихо рассмеялась:

— Тут нечего рассказывать. Я выросла на Северных пляжах. Ты бывала в Сиднее?

— Нет, никогда.

— Ну, тогда представь себе жуткую скукотищу — беленькие заборчики из штакетника, кондитерские лавки на каждом углу… Мама, папа, я и брат. Пара собак. Скукотища.

Эмили снова закрыла глаза. Чувствовала она себя так, будто медленно погружается в полудрему. Северные пляжи — прибрежный район Сиднея… Она представила большие особняки с видом на океан. У крылечек папаши моют машины, потом целые семейства дружно отправляются на серфинг и жарят барбекю у воды. Высокие светловолосые мамочки, такие как Нина, и очаровательные загорелые детишки плещутся в волнах у самого берега (неудивительно, что Денни не переехали туда — если Аврелии так тяжело приходится в европейском климате, в Австралии она бы и вовсе долго не протянула). Эмили вообразила себе все это так отчетливо, что ей даже почудились запах поджаренной колбасы и дымок от гриля…

Она широко открыла глаза. Нет, дымок не почудился.

— Эй… — выдохнула девушка, садясь на шезлонге, и вытянула шею, рассматривая летнюю кухню. — У нас что-то горит?

— А?

Подул ветерок и принес с собой отчетливый, резкий запах гари.

— Нина, по-моему, что-то горит.

Но Нина тоже уже почуяла вонь. Она вскочила, с размаху поставила на столик бокал, расплескав вино, и, выпалив:

— Черт! Только не это! — бросилась бежать.

Глава девятнадцатая. Эмили

К тому времени, когда они добежали до игрового домика, тот уже полыхал вовсю.

В нескольких метрах от огня, скрестив ноги, сидела Аврелия и с разинутым ртом чертила пальцем на песке круги. Дым столбом взвивался в небо.

Нина по-спринтерски домчалась до нее, подхватила под мышки и потащила назад, подальше от пламени. На безопасном расстоянии она на пару секунд остановилась, чтобы закинуть дочь на плечо, затем с таким напряженным и сосредоточенным выражением, которое Эмили видела только на лицах атлетов-олимпийцев, пронеслась по песчаной дорожке к семейному особняку и поставила Аврелию на ступеньки крыльца. Рявкнула:

— Стой здесь! — и бросилась внутрь дома.

Эмили понимала, что приказ адресован не ей, но тоже замерла на месте в полной растерянности — не знала, чем тут можно помочь. «Огонь перекинется на деревья», — мелькнула смутная мысль. Пламя разгоралось, с треском и шипением пожирая сухие листья вокруг.

Через несколько секунд Нина выскочила из дома с маленьким огнетушителем в руках.

— Я позвонила Иву! — крикнула она, устремляясь обратно по песчаной дорожке. — Он уже едет!

«Только Иву?» — удивилась Эмили. Один человек тут явно не справился бы.

— Может, вызвать пожарных? — крикнула она, но эти слова заглушил рев огнетушителя.

Направив раструб на игровой домик, Нина принялась поливать пожар струей белой пены, пока емкость не опустела. Вокруг вся земля покрылась хлопьями, но пламя, казалось, стало только выше — оно уже пожирало веселенькие занавески в цветочках и маленькие оконные ставни. Миниатюрный дверной молоточек с грохотом отвалился, вслед за ним треснула и рухнула дверная створка. Воздух вокруг дрожал от жара.

— Неси еще один! — заорала Нина.