Где-то рядом, во мраке, едва различимо звучали голоса. Она услышала скрип ножек стула на каменных плитах, затем шаги босых ног. Что-то легко коснулось ее плеч — пальцы, — а под столом к ее бедру прижалось чье-то колено.
Глава двадцать шестая. Скотт
Утром Скотт проснулся в одиночестве. Он не помнил, как добрался до постели, но сейчас он лежал здесь, голый, завернувшись в простыню. Нины нигде не было видно, и признаков того, что она спала с ним на одной кровати, тоже не наблюдалось.
Поежившись, он перекатился с мокрого отпечатка, оставленного вспотевшим телом, скинул пропитанную потом простыню и свесил ноги с края кровати. Через окно долетали смех и звон тарелок. Он взглянул на часы и удивился, что уже так поздно — начало одиннадцатого.
Скотт побрился, оделся и спустился на первый этаж. В кухне его встретили аромат кофе и стол, уставленный едой. Там были свежеиспеченный багет, масло, варенье, булочки разных форм и размеров, мюсли и разноцветная гора фруктов. На блюде, накрытом колпаком, обнаружились бекон и два яйца-пашот, еще теплые. Он поел стоя, прислушиваясь к едва различимым голосам, доносившимся снаружи, но из окна девочек не было видно.
Через полчаса они так и не появились, и Скотт отправился на поиски — обошел оба особняка вокруг, пробежался по саду, открывал и закрывал двери, заглядывал во все углы и за живые изгороди. Он по-прежнему слышал их — девочки были где-то поблизости, но оставались невидимыми. Тогда он начал злиться, решив, что они дразнят его — специально спрятались в каком-то укромном уголке, наблюдают, как он тут суетится, и хихикают. Но потом наконец, услышав визг с окраины участка, Скотт догадался, где нужно искать.
У самой стены, отделяющей «Керенсию» от утесов на берегу океана, было местечко, где отвесный склон становился пологим и образовывал плоскую площадку. Нагромождения валунов там, словно гигантские пальцы, тянулись к приливным волнам, а узкая тропинка вела к шаткому деревянному настилу на сваях, в конце которого стояла старая рыбацкая хижина. Этот обветшавший, выбеленный солнцем и покоробленный ненастьями домик служил Скотту излюбленным прибежищем, порой он пропадал там часами. А Нина хижину ненавидела — у нее здесь сразу начиналась морская болезнь, потому что вода плескалась прямо под полом. Так что Скотт одновременно удивился и обрадовался, когда, спустившись со стены и зашагав к настилу, увидел, что жена стоит там, облокотившись на перила, и, широко улыбаясь, показывает на океан. Рядом с ней были Эмили и Аврелия — они устроили веселую возню около лебедки, которая опускала и поднимала рыболовную сеть. Заржавевший механизм скрежетал и визжал на все лады, заглушая звук шагов, поэтому Скотту удалось подобраться к Нине незамеченным, обхватить ее сзади за талию и поднять в воздух. Ее радостный смех разнесся над скалами и улетел в лазурное небо, распугав чаек, которые панически заметались над хижиной.
Они провели там несколько часов, вчетвером забрасывая сеть и доставая улов. Наловили креветок, сельди, окуней и даже угря, но всех выпустили обратно в воду по безмолвному, однако же решительному требованию Аврелии. После рыбалки Эмили достала из плетеной корзины все, что нужно для ланча: копченое мясо, сыр, багет и охлажденную бутылку «Сансер»[38]
.Потом они играли в крокет, жизнерадостно и шумно, на лужайке между особняками. Эмили была очаровательна, в воздухе мелькали ее локти и коленки, но ей ни разу не удалось послать мяч в нужном направлении.
После этого все нырнули в бассейн, и Эмили увлекла их играми и состязаниями — марко-поло, гонки на надувных матрасах, «акулы и пескари». Скотт не переставал удивляться — сначала тому, как хорошо научилась плавать Аврелия (в последний раз, когда они вместе купались в бассейне, девочка едва держалась на воде), а потом тому, что сам получает от этой возни в воде удовольствие. Здорово было орать и поднимать брызги, бултыхаться, как мальчишка, и ощущать, как все тело слабеет от хохота.
Он снова чувствовал себя молодым, и воздух вокруг словно дрожал от перенасыщенности энергией, как в школьных лагерях и на подростковых вечеринках. Он поймал себя на том, что часто прикасается к Нине, закидывает руку ей на плечо или кладет ладонь на талию, украдкой бросая взгляд на Эмили, чтобы убедиться, что она смотрит на них. Она всегда на них смотрела.
К половине седьмого вечера Скотт изменил свое мнение о жене. Возможно, она и правда была счастлива. Наверное, его план все-таки сработал. А может, дело было в количестве выпитого джина. Так или иначе, дела налаживались.
Он лежал на шезлонге, потягивал алкогольный коктейль — третий или четвертый по счету, — качал бокалом в руке, слушая веселый перезвон кубиков льда о стеклянные стенки, и медленно погружался в полудрему. Он смутно осознавал, что сейчас на его губах блуждает сонная улыбка, веки сами собой закрываются, а голова клонится набок, но ничего не мог поделать с собственным телом. Да его это и не заботило. Все было просто здорово. Здорово, здорово, здорово…
Слева раздался взрыв смеха.