Та сердито нахмурилась. Возможно, ее слова о вызове и можно было расценить как предложение, но она пьяна и вовсе не думала, что он вскочит и сразу начнет раздеваться. А теперь Скотт, похоже, ждет того же самого от нее. «Ну нет, — мысленно сказала Эмили, схватившись обеими руками за платье, как будто боялась, что сейчас оно само с нее соскользнет. — Никому не надо видеть то, что у меня под одеждой».
Но тут раздался шорох, всплеск — и Нина исчезла, на ее месте остался лишь ворох голубого шелка. Через пару секунд она вынырнула из воды на середине бассейна, сияя белозубой улыбкой, контрастирующей с загорелой кожей. Под мерцающей бликами поверхностью воды на ее смуглом теле были видны три молочно-белых треугольника. Эмили совсем смутилась и не знала, куда прятать глаза. Никакого намека на купальник или хотя бы на нижнее белье там явно не было.
Скотт бомбочкой прыгнул в бассейн, завопив как сумасшедший и подняв фонтан серебристых брызг.
— Тише, ты разбудишь Аврелию! — сказала Нина, но ее слова потонули в плеске.
После этого они выжидательно повернулись к Эмили. На лицах обоих блуждали отсветы подсвеченной снизу качающейся воды, и вдруг — возможно, виной тому было просекко, или водка с мартини, или адреналин, — Эмили почувствовала, как все ее комплексы исчезают, растворяясь в ночном мраке. «О, да какая разница!» — подумала она, а может быть, произнесла это вслух, потому что Скотт и Нина дружно расхохотались. Они оба были так прекрасны, что рядом с ними Эмили тоже стала казаться себе прекрасной, потому что теперь она принадлежала к их обществу, сделалась частью этого безумного райского великолепия, и, раз уж они ее приняли, значит, и этот сладостный ночной воздух, и мерцающая вода, и бесстыдная луна тоже примут ее.
Эмили скинула с плеч бретельки — и платье соскользнуло с нее, как кусочек масла с раскаленной ложки. Прикрыв обнаженную грудь ладонями и нимало не заботясь о том, что на ней дурацкие хлопковые трусы, резинка которых впивается в пухлый живот, она засмеялась, довольная собственной смелостью.
— Я свобо-о-о-одна! — пропела Эмили, бросившись бежать к бассейну. — ЛЕЧУ В БЕЗДНУ!
И прыгнула.
На мгновение она зависла в воздухе, и мир вокруг закружился, а потом над головой с громким всплеском схлопнулась водная гладь.
Почудилось вдруг, что кожи коснулись чьи-то скользкие руки.
Вода сама вынесла ее на поверхность, вытолкнула в фиолетовую ночь, и Эмили зажмурилась, внезапно испугавшись того, что может там увидеть. Но она услышала голоса — сначала Скотта, потом Нины, — долетевшие, словно издалека.
— Марко!
— Поло!
Они были везде и нигде. Одновременно.
Глава двадцать восьмая. Скотт
Скотт стоял на лужайке и смотрел на листья, не зная, что делать с самим собой. Сейчас, после того как съел горсть парацетамола и целых два раза принял душ, он чувствовал себя получше, чем пару часов назад, но тело все еще казалось ему грязным, а в голове пульсировала боль. Таинственным образом из них троих жертвой похмелья стал только он — и Нина, и Эмили выглядели свежими, бурлили энергией. Они даже успели расправиться с половиной хозяйственных хлопот еще до того, как он проснулся.
— С добрым утром, соня! — прощебетала Эмили, когда Скотт после завтрака вышел наконец из дома и побрел куда глаза глядят по дорожке. Она догнала его с граблями в одной руке и воздуходувкой в другой.
Этот веселый голосок и радостная улыбка ударили под дых, как пропущенный мяч.
Скотт, чувствуя себя здесь лишним, побродил по саду, очнулся от задумчивости около сарая, рассеянно перебрал все инструменты, остановился на садовых ножницах и решил сделать что-нибудь полезное. Однако единственное, чего он достиг к трем часам дня, — это пара срезанных веток на живой изгороди. Все остальное время было посвящено созерцанию виноградных лоз, увивших решетку у южной стены гостиного дома. Скотт никак не мог привести мысли в порядок. Что, черт возьми, случилось в бассейне этой ночью? Они правда все были голые? А потом втроем заснули на садовом диванчике, пристроив головы друг у друга на плече и сплетясь ногами? Или ему это приснилось? Если не приснилось, тогда как он оказался в своей комнате? В памяти были такие огромные провалы, что через них легко проехал бы автобус.
Тем не менее в целом ощущения были неплохие. Да просто отличные. Лучше, чем когда-либо за последние годы. Пересохший язык и капризничающий желудок — ерунда. Он чувствовал легкость. Радость жизни. Цельность.
Скотт стоял и смотрел на виноградные лозы в ожидании, когда наконец мозг установит полный контакт с телом, и тут появилась Аврелия. Только что он был один, а потом рядом возникла она — эдакая крошечная старая леди в балахонистом платье до земли, которая стояла босиком на траве, прижав руки к бокам.
Скотт машинально огляделся в поисках Нины, но ее не было.
— Ну, привет, мартышка, — произнес он наконец. — Чего задумала?
Аврелия буравила его ничего не выражающим взглядом.