Укрощение дьявола

— Я не обещала тебе полную покорность. Валяться у тебя в ногах я точно не буду.

— Я принял тебя в своем доме, полагая, что нашел родственную душу. Тогда ты казалась такой отчаянно одинокой.

— Я и сейчас одинока, чувствую себя пчелкой, которая забралась в осиное гнездо. О, Вельзевул ты видишь только половину меня, ту половину, которая боится тебя. Другая половина страдает.

— Я друг им обеим.

— Сейчас со мной говоришь ты или Он?

— Я.

Тут Сара сообразила, что Вельзевул больше не злиться на нее. Не лишенная проницательности она видела, что он играет с ней.

— Будь таким, каким я тебя люблю! — воскликнула она, подавляя все нарастающее в себе волнение.

— Ты идеализируешь меня, Сара.

— Но ты сам хочешь этого. Ты замечательный человек!

— Не знаю, какой уж я там человек!

— Ты мизантроп. Сколько же злобы в такой богатой душе! Без сочувствия нельзя понять другого. Что ты знаешь о страдании? Ты никогда не страдал сам. Никогда не играл подчиненную роль. Что ты вообще знаешь о любви?

— Любовь — это излияние нежности. Страсть — состояние необузданное.

Сара теряется, некоторое время молчит, затем поднимает глаза и не сделав никакого вступления, взволнованно спрашивает:

— Ты можешь забыть, что ты дьявол?

И все же нельзя утверждать, что Вельзевул был серьезен во всем. Иногда он позволял себе быть озорным и легкомысленным. Вот и сейчас, уступая своему веселому нраву, он спросил:

— Но зачем? Чтобы поставить свои интересы в зависимость от твоей воли? Это просто смешно — просить меня не быть дьяволом! Я привык получать больше, чем отдаю. В голове не укладывается, как случилось, что, живя с тобой я стал невротиком. Между тем я не Иова и не собираюсь уподобляться ему, так что не испытывай мое терпение. Вознамерилась укротить меня!

— Вознамерилась или не вознамерилась, какая разница! — отмахнулась Сара, испытывая неуемное желание выказать полное безразличие. Вельзевул негодовал. Он понимал, что дьявол в нем, доведенный до изнеможения ее тиранией, был уязвлен в своем могуществе.

— Кто ты такая, чтобы бросить тень сомнения на мою силу!

Вельзевул, проницательный и тем опасный, был непреклонен в вопросах нравственных: он мог простить глупость и жадность, и много чего еще, кроме предательства.

— Думай, что хочешь. Одно только имеет значение — я восхищаюсь тобой. Еще скажу: каковы бы ни были мои интересы, они мало противоречат твоим собственным.

— Сейчас подходящий случай. Пусть это будет минута откровения, скажи, каковы твои намерения.

Сара была взволнована и смущена. Насколько тщеславие превосходит в ее чувствах все остальное, знала только она.

— В нашей стране так много выдающихся женщин, которые создали себе громкое имя. Я бы тоже хотела немного славы.

— У тебя большой талант?

— У меня есть страсть сочинять истории, всякие драмы. Представь только, какого развития достигнет мой талант, когда такой умный, широко образованный человек, как ты со всеми своими воспоминаниями, возьмется составить драматическое содержание моих романов! Это всех впечатлит! Я хочу быть самой великой из американских писательниц нашего времени!

— О, Сара, а где же скромность?

— К черту ее! Скромность, конечно, имеет значение. Но далеко не первое.

— Тут ты права, скромность действительно мало кому помогла.

— О да! Еще я хочу петь в опере.

— Я понял, — говорит Вельзевул. — Забавно.

— А ты не смейся!

— Я только улыбнулся. Ты собираешься книгу написать с моей помощью?

— Да. Никто не умеет так как ты выражать красивыми словами свои чувства и мысли.

— Ты, я вижу, усвоила один урок. Человек может быть велик, но не настолько, чтобы обрести свое величие без дьявола.

— Можешь не верить, но я так стараюсь учиться у тебя!

— И что, получается?

— Пока нет, мой бесценный. Не достает твоего дьявольского опыта. Только ты не думай, будто я сравниваю себя с тобой!

— Ну, дай тебе волю… Признаюсь, ты меня удивляешь!

— А что? Как бы это сказать? Если бы мы жили в восемнадцатом веке я бы захотела, чтобы ты возвел меня в дворянство. Я не отказалась бы от титула герцогини. Как же это замечательно жить в замке или дворце…

— … в тени моего трона, — прибавил Вельзевул. — Однако как далеко уводит тебя воображение! Значит, собираешься стать знаменитой.

— Я достигну этого любыми средствами. Сейчас, когда великие книги уже написаны, современным писателям трудно не быть тривиальными. Даже самый сильный писатель не может писать с таким изяществом и с таким остроумием, с каким написаны лучшие книги.

— А ты и в самом деле талантлива, — ободряет ее Вельзевул. — Как это у тебя…буду ждать, когда вырастет у тебя борода, — малопоэтичное слово, но забавное. Дальше лучше, такая фраза дается легко только женщине — унесешь меня на вершину восторга. Я мозг иссушу, но не придумаю ничего лучше. Чувствуется своеобразие твоей личности. Хорошо, очень необычно, богатое воображение, яркая комедийность, блеск. Между прочим, я обнаружил три погрешности против английского языка. Но это неважно. При такой фантазии тебе нужно писать романы.

— Ты просто золото, Вилли дорогой! Я так рада слышать это!