Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

Как только медийный канон репрезентации российской царской семьи оформился в сериале «Романовы» в непротиворечивую картину ностальгической реконструкции империи, созданную в полном соответствии с базовыми установками современной российской власти, он сразу же начал размываться, с одной стороны, многочисленными «феминными» сериалами второй половины 2010‐х, с другой – за счет иностранных сериалов последних лет, посвященных царской династии и широко обсуждаемых в России. В «Романовых» реконструкция частной жизни и повседневности в основном создает эффект «реставрирующей ностальгии», о которой писала Светлана Бойм: «Этот тип ностальгии сопровождает процессы национального возрождения и националистического подъема во всем мире и предполагает антимодернистское конструирование исторических мифов посредством возвращения к былым национальным символам»[615], поэтому не предусматривает расширения и разнообразия исторического опыта зрителя. В «женских» и иностранных сериалах, напротив, реконструкция повседневности и частной жизни связана с попытками увидеть историю под другим углом, предложить зрителю ее альтернативные версии.

Начиная с 2014 года выходит несколько популярных сериалов, посвященных женскому лицу российской монархии. Образ этот, за исключением отдельных серий вышедших ранее проектов, связан в основном с историей правления и личной жизни императрицы Екатерины II. Ее история рассказана в проектах сразу двух федеральных каналов российского телевидения – канала «Россия 1» и Первого канала. Три сезона сериала компании «Амедиа» («Россия 1») «Екатерина» (2014), «Екатерина. Взлет» (2016) и «Екатерина. Самозванцы» (2019) – по сути, гибрид монархического канона, представленного в «Романовых», и формульных развлекательных жанров (включающих такие конвенции, как «история Золушки» и т. п.). Видимо, потому этот сериал был куплен медиакомпаниями нескольких зарубежных стран, в основном бывшего социалистического блока, а также азиатского и южноамериканского регионов.

Сериал «Великая» (производство компании «Марс Медиа», Первый канал, 2015), бюджет которого был рекордным для российской телеиндустрии, стал попыткой снять современный исторический сериал, подобный знаменитым проектам «Тюдоры» (2007–2010) и «Борджиа» (2011–2013).

В ходе маркетинговых кампаний двух названных выше российских сериалов, посвященных Екатерине II, неоднократно подчеркивались усилия их авторов по воссозданию исторической эпохи со всей возможной достоверностью. Так, например, одновременно с «Великой» выходит документальный проект от его создателей «Екатерина Великая. Женская доля»[616], в котором рассказано о работе с историческими источниками в процессе выстраивания сюжетов и декораций сериала.

В целом создатели фильмов и сериалов, рискнувшие назвать свои произведения «историческими», должны мириться с постоянным риском разоблачения: любимый спорт профессиональных историков, а часто и журналистов, состоит в выискивании неточностей в художественных произведениях на историческую тему[617]. Поскольку нарратив любого исторического фильма, в силу особенностей написания сценария популярного произведения, а также разногласий самих историков по поводу тех или иных событий, практически всегда может быть подвергнут критике, многие продюсеры, располагающие достаточными бюджетами для реализации своих исторических проектов, сосредоточивают внимание на реконструкции в кадре культуры повседневности. Костюмы, интерьеры, детали быта, этикета и частной жизни отвечают за достоверность в современных исторических фильмах и сериалах, в точность их воспроизведения на экране инвестируется много денег и усилий. Эта «аутентичность» становится критерием оценки качества фильма и важным сюжетом маркетинговых кампаний по продвижению исторических медиапроектов: именно количество приглашенных экспертов, исторических локаций и архивных документов, использованных в процессе создания фильма, служит доказательством его качества и привлекает к нему аудиторию и инвесторов. Таким образом, дорогие и детализированные реконструкции культуры повседневности позволяют сместить фокус общественного внимания с нарративной основы медиапроекта, что, создавая символическую защиту от упреков в исторической неточности, расширяет возможности использования развлекательного и/или пропагандистского потенциала сценария.