Улан Далай

– Не могу знать, товарищ военком! – Липкин кивнул на вдруг окаменевшего Баатра. – Товарищ Чолункин – знаменитый сказитель. Привез двоих сыновей-добровольцев. Вот один из них, мой коллега, – указал рукой на Чагдара. – Ну, пользуясь случаем, замком и попросил товарища Чолункина исполнить вечером перед лучшими бойцами песнь из героического эпоса «Джангр»…

– Товарищ писатель, – перебил Липкина военком. – За политическую работу в дивизии отвечаю я. И это мне решать, как строить пропаганду, а не товарищу Хомутникову. Вы содержание этой песни знаете?

– Досконально, товарищ военком. Народ под предводительством мудрого вождя поднимается против сил зла и побеждает. Будет исполнен донской вариант песни о сражении богатыря Красного Хонгора с чудовищем Авланги-ханом. Пир, ультиматум врагов, сражение, временная смерть богатыря, исцеление, битва, победа и возвращение домой. Разрешите продолжать репетицию, товарищ военком?

– Пусть продолжают, – позволил военком. – А вас жду у себя. – И покинул зал так же стремительно, как появился.

Баатр зашевелился, словно его вдруг расколдовали.

– Это кто такой грозный был? – поинтересовался он.

– Военный комиссар дивизии товарищ Заярный. Опытный военный, но с калмыками работает впервые. Хочет, чтобы всё по инструкции. Не понял пока, что на Востоке нужно через сердце работать, а не через букву. Инициативы Василия Алексеевича ему не по душе… – Липкин помолчал и добавил: – Бахвальства он тоже не любит.

– Ну, калмык без хвастовства, что цветок без запаха, – рассмеялся Чагдар и тоже процитировал «Джангр»:

Смельчака, что затронет меня,
С одного я размаха сражу,
Как добычу, к седлу привяжу,
А седло подвяжу я коню
Под живот и коня угоню,
Как я прежде коней угонял…

– О, да вы мой перевод наизусть… польщен, польщен, – Липкин раскраснелся.

– Память у меня от природы, – Чагдар и сам был доволен уместной цитатой. – Раз-другой прочел и уже могу наизусть шпарить…

– Весь в меня! – гордо заметил Баатр.

Чагдар захохотал:

– Вот видите, какие мы хвастуны!

– И льстецы! – добавил Липкин.

– Ну, вот тут вы не правы! Славословим мы всегда искренне! Хвальба одевает в броню, защищает от гибели, ведет к победе.

– Ругать следует только врагов, брань разрушает защиту, – поддержал отец Чагдара. – А вот иногородние этого не понимают, бранятся между собой по всякому поводу. И калмыки эту моду переняли. Теперь это называется критика.

– Иногородние? – не понял Семен. – Это кого вы, уважаемый, имеете в виду?

– Да так у нас всех пришлых на земли Войска Донского издавна называют, – объяснил Баатр. – Русских, хохлов тоже.

– Ну, пойду свою порцию критики приму от иногороднего, надеюсь, не разрушит мою броню, – пробормотал Липкин себе под нос и громко добавил: – Вы тут пока приноравливайтесь.

Много раз в своей жизни Чагдар наблюдал, как отец исполняет «Джангр». Но такой отклик, какой случился в Зимовниках, он видел впервые. Когда собираются триста человек, сила эпоса становится зримой.

Новобранцы в разношерстной одежде – солдатское обмундирование выдали еще не всем – заполнили зал. Лица у всех были торжественные, будто принимали присягу. Когда раскрылся занавес и лампы осветили застывшего, как изваяние, джангарчи, все разом вдохнули, втянули в себя воздух и замерли, положив руки на колени ладонями вверх. А при первых же низких, как гул земли под копытами многотысячного табуна, звуках, хлынувших из горла сказителя, зал словно выдохнул немое «а-а-а», и военком, сидевший в первом ряду, беспокойно оглянулся. Лицо его выражало крайнее изумление. Он склонился к сидящему рядом Липкину и что-то сказал тому на ухо. Липкин, улыбнувшись, закивал.

И пока джангарчи пел зачин про прекрасную страну Бумбу и ее достославного владыку Джангра, слушатели раскачивались в такт ударам по струнам домбры. А когда стал описывать, как ловили голубого коня Красного Хонгора, зашевелились, задвигались, заскрипели стульями, стали вскидывать руки, будто сами были готовы участвовать в погоне. А когда дошел джангарчи до рассказа о наглых притязаниях хана шулмусов, бойцы принялись хлопать себя по коленям от гнева. Но вот запел Баатр о тяжелом сражении Красного Хонгора с шулмусом, и зал наполнился сочувствующими возгласами. Когда же окружали враги Красного Хонгора, а он все никак не желал пробудиться, замотали слушатели головами – как же неразумно! Одолели несметные полчища шулмусов героя – застонал зал, на глазах бойцов появились слезы. А когда воскрес извечно сущий Хонгор и войска Джангра победили вражескую рать, побросали шулмусов в океан глубокий, бойцы повскакивали с мест и стали обниматься, будто это они победители.

И зал был наполнен такой энергией, что казалось, чиркни спичкой – полыхнет. А пусти этих солдат в бой прямо тогда – перебили бы немало фашистов.

Глава 20 26 июля 1942 года