Бабах! – где-то совсем близко взорвался пушечный снаряд. Гибкий тальник выгнулся, прошелся ветками по спине, сверху посыпались комья земли. По телу лежавшего коня пробежала дрожь, он махнул гривой, отряхиваясь. Чагдар поплотнее прижался к крупу Жухрая, потрогал нагрудный карман – не оторвался ли: там партбилет и боевой патрон на крайний случай, если окружат и придется отстреливаться до последнего. В другой карман гимнастерки попытался было засунуть свой талисман – половинку глаза Будды, но тот был слишком велик и тяжел, пришлось переложить в карман штанов.
Чагдар вытащил талисман из вещмешка вчера, перед тем как его отправили с донесением в штаб Отдельного кавалерийского корпуса, которому подчинялась дивизия. В донесении, которое Чагдар, переведенный из-за нехватки кадров в полуэскадрон связи штаба, должен доставить незамедлительно, были сведения о потерях. Цифры приблизительные – рации вышли из строя, а телефонные шнуры перебили во время бомбардировок, – но в любом случае число убитых, раненых и пропавших без вести за девять дней обороны составляло треть дивизии.
Снабдили бы конников касками, было бы меньше жертв – да нет касок, кавалеристам не положено. Им и роль бойцов стрелковой дивизии выполнять по уставу не полагается, но больше некому. Три раза командование фронтом отдавало приказ на замену. И три раза отменяло. Потому что стрелковые дивизии при отступлении, больше похожем на бегство, немцы изрядно потрепали. Рассыпались бойцы по задонской степи, как горох из дырявого мешка, потеряв командиров и побросав на переправах орудия. Теперь бродят между хуторами и станицами, ищут своих.
До чего же невыгодная досталась дивизии позиция! Заболоченное займище, с которого только-только ушла весенняя вода, просматривалось немцами на 10 километров, все как на ладони, а для наших правый крутоярый берег Дона – слепая зона, палили наугад. Оборонять 56 километров пойменного берега силами одной кавалерийской дивизии против самолетов, танков и артиллерии – безумие, но таков был приказ: обеспечить переправу и прикрыть отступление частей Южного фронта.
Начальник штаба майор Раабь, составлявший донесение, надеялся, что командование наконец опомнится и отдаст приказ об отходе, пока два полка дивизии у Багаевской переправы не попали в плотное окружение.
В Нижне-Жиров, где, как полагал Раабь, все еще стоял штаб корпуса, Чагдар отправился из Ажинова, как только стемнело. Дорога была нещадно раскурочена немецкой авиацией – сплошные воронки, но поминутно взлетавшие ракеты освещали путь. Да и зрение калмыцкое прирожденно острое. Ночью, по крайней мере, под авиабомбежку не попадешь, «юнкерсы» и «фокке-вульфы» отдыхали, им и дня для работы хватало. Летали над нашими позициями практически безнаказанно – станковые пулеметы могут отпугивать бомбардировщики только с нижних горизонтов. Артиллеристы приспосабливали противотанковые пушки, подрыв углубление под лафетом. Пять самолетов за все время обороны общими усилиями сбили. Капля в море. У фашистов их тысяча, а то и больше.
Наши «ястребки» предыдущей ночью поработали первый раз за все девять дней боев и снова затихли. Говорят – с горючим у авиаторов проблемы. А у противника горючего, похоже, хоть залейся. Не только бомбы метать, но и подрывными листовками заваливать хватает.
Все у немцев методично устроено. Снаряды посылают точечно, листовки у них адресные. Позиции дивизии два дня назад засы́пали призывом: «Калмыки! Сопротивление бесполезно! В случае сдачи – сохраним жизнь! Вас, людей свастики, ожидают великие блага! Переходите со словами “Сталин капут”».
Бойцы усмехались – вот спасибо, прислали бумаги на подтирку. Злые наши ребята на немчуру. За их чувство превосходства злые. За экипировку, как с иголочки. За технику безупречную. Захватили немецкий пулемет – так чуть не взорвались от зависти. 12 килограммов веса против 20 у нашего «максима». Подача ленты с двух сторон. Охлаждение воздушное – не надо воду все время под рукой держать. Замена ствола – в три секунды. Лента с патронами металлическая, гибкая, со стыковкой – можно наращивать до бесконечности. Ни сырость, ни жа-ра не помеха. А у нашего то патрон перекосило, то лента отсырела, то вода в кожухе закипела – маята, да и только. А пистолеты? Чагдар ощупал кобуру с трофейным парабеллумом. В руке сидит как влитой. Отдача почти не чувствуется. Эта вам не «тэтэшка» – выстрелишь, и так долбанет, что ладонь тут же заноет.