Улан Далай

Спали они с братом на печке, зимой тут же ночевала и Надя. На лежанке пахло полынью, душицей и тысячелистником – эти травы собирали летом вместе с младшим дядей и сушили пучками, привязав к протянутой под самым потолком веревке. В последнее время к этим пряным ароматам добавился стойкий запах солидола, который исходил от Вовки. Этот запах Йоське тоже нравился.

Заснул Йоська быстро и, кажется, почти что сразу услышал, как забарабанили в ворота база, требовательно и грубо. И тут же постучали в окно: дару-даруль! В доме все разом проснулись – и без слов было понятно, что грядет большая беда: калмыки ни по дереву, ни по стеклу не стучат и даже стаканами не чокаются – плохая примета. Йоська посмотрел вниз, в сторону горницы. Отец, сидя на кровати, чиркал спичками, пытаясь разжечь коптилку, но спички ломались и гасли. Лицо его, встревоженное, пепельно-серое, то появлялось, то растворялось в темноте.

С грохотом распахнулась входная дверь, и острое лезвие мощного фонаря в обертке из морозных клубов полоснуло прямо по глазам сидевшего напротив входа отца. Он зажмурился, резко отвел голову в сторону. Печная труба мешала Йоське увидеть человека, ворвавшегося в дом.

– Подъем! – грозно рявкнул невидимый пришелец. – Вы подлежите выселению! На сборы – полчаса!

– Тут, наверное, какая-то ошибка, – отец зажег наконец коптилку, поднялся с кровати и протянул руку к полке, где стояла шкатулка с документами. – Я коммунист, воевал, награжден…

– Не имеет значения, – прервал голос. В неярком свете коптилки темнела фигура в шинели. – Выселению подлежат все калмыки, независимо от возраста, состояния здоровья, должностей, льгот, заслуг и прочая.

– И дети тоже? – все-таки уточнил отец.

– Я же сказал – все! – сбиваясь на петушиный фальцет, раздраженно выкрикнул солдат. – С собой можно взять до пятидесяти килограммов груза на одного взрослого человека. Оружие в доме есть?

– Наградной пистолет, с Гражданской…

– Сдать немедленно, – приказал солдат, – и патроны тоже.

Йоська мало что понял из сказанного, но уяснил: они должны куда-то переезжать. Это значит, для них пригнали те черные машины? Вот здорово!

Он первый соскочил с лежанки. Стоявший на пороге молодой солдат в шапке со спущенными ушами молниеносно передернул затвор винтовки, в глазах мелькнул испуг…

– Иосиф! – предостерегающе закричал отец.

Но все обошлось. Солдат, увидев полуодетого подростка, опустил оружие и облегченно выдохнул:

– Ну-ну, не так быстро! Сколько вас там еще на печке?

Вовка и Надя молча спустились, обулись, оправили на себе одежду и так и остались стоять, подпирая шесток, поглядывая то на отца, то на солдата. Солдат шагнул вперед, прислонил к стене винтовку, снял шапку. Сел на лавку, достал из планшета пустой бланк и химический карандаш. Пистолет, который отец передал ему из рук в руки, засунул за пазуху.

– Я всех должен переписать. Документы ваши предъявите.

Отец растерянно открыл расписную деревянную шкатулку, сохранившуюся еще с дореволюционных времен.

– Вот мой паспорт и свидетельства о рождении детей.

Солдат взял паспорт – из середины выпала карточка; это было знаменитое фото, на котором генерал Городовиков стоял в окружении детей Чолункиных. Солдат отпрянул, потом опасливо подцепил карточку за уголок двумя пальцами. Его розовые на просвет, оттопыренные, как у тушканчика, уши разгорелись.

– Этот генерал кто вам будет? Родня?

Отец ничего не ответил, но выразительно посмотрел на солдата: понимай как знаешь. Тот аккуратно отодвинул карточку подальше от себя и углубился в документы. Читая, водил пальцем по строчкам, занося данные в бланк. Перебрал свидетельства.

– Владимир, Иосиф, Надежда… А Роза? Где Роза?

– Она с невесткой, в другом доме.

– А жена ваша? Тут есть свидетельство о браке.

– Замучена и расстреляна фашистами в сорок втором после захвата Элисты, – отец нажал на боковую планку шкатулки, со скрипом выдвинул потайное отделение. – Вот документы и письменные свидетельства. Труп эксгумирован, опознан. Захоронен в братской могиле.

Солдат бумаги смотреть не стал, ладонью задвинул ящичек назад.

– В графе «жена» поставлю прочерк, – сказал он, склонившись еще ниже над бланком. – Ваши наградные документы мне тоже не нужны, – положил красную книжицу сверху на фото, прикрыв фигуру генерала, и подвинул ближе к отцу: – Уберите.

У сидевшего на лавке солдата ноги едва достают до пола, заметил Йоська, каблуки сапог зависли в воздухе, одно колено подрагивает… Солдат передернул плечами, будто стряхивал с себя Йоськин взгляд.

– А вы не стойте там как истуканы, – развернулся к детям. – Вещички лучше собирайте. И поесть в дорогу.

– У нас вся еда в другом доме, – на правах хозяйки ответила Надя. – Тут мы только спим.

– Берите с собой все теплое, – зачем-то оглянувшись на дверь, тихо велел солдат. – Тулупы, шали, валенки, если есть.

– Нас в Сибирь отправляют? – то ли спросил, то ли утвердил отец.

– Откуда вам известно? Генерал оповестил? – вскинулся от бумаг солдат.